Макс Мин - Поддельный шотландец 3 [СИ]

Я находил, что во всём этом была некоторая доля насмешки, но между тем здесь было и настоящее чувство, и за это я, кажется, больше всего презирал Джеймса Мора. Меня задевало за живое, когда я видел, как Катриона заботится о старом негодяе и плачет сама при виде его слёз. Между тем я был уверен, что добрая половина его печали происходила от неумеренной выпивки накануне. Бывали минуты, когда мне хотелось дать ему взаймы крупную сумму с тем, чтобы больше никогда не видеть его. Но в таком случае он бы просто не отстал от меня, постоянно ожидая новых подачек. Нет, тут требовалось что-то более радикальное. Хорошо бы было устроить его на какую-нибудь службу. Желательно военную и где-нибудь за морем. Но связей в нужных для этого кругах у меня пока не было, а в это время деньги решали далеко не всё. Хотя кое-какие идеи к концу проведённой совместно с тестем недели у меня всё-же появились. Кроме всего, Катриона упросила меня повременить с признанием её отцу о нашей женитьбе. И мне пришлось снова ложиться по вечерам в одинокую холодную постель, что добавляло мотивации к поискам выхода.

XXVII.

Прошло, должно быть, ещё дня четыре. Помню, что Джеймс находился в одном из своих мрачных настроений, когда я получил три письма. Первое было от Алана -- он предполагал навестить меня в Лейдене, или же нам заехать к нему во Францию. Остальные два были из Шотландии. Письмо Ранкилера было, разумеется, написано в деловом тоне; письмо же мисс Грант, похожее на неё самоё, было гораздо более остроумно, чем рассудительно, полно упрёков за то, что я не писал ей, -- хотя как я мог писать ей в нынешних обстоятельствах? -- и шутливых замечаний о Катрионе, которые мне было тяжело прочитать в её присутствии.

Я нашел эти письма у себя в комнате, когда пришёл пообедать, так что о моих новостях услышали сейчас же, как только я узнал их. Они послужили нам всем троим желанным развлечением, и никто из нас не мог предвидеть плохих последствий этого. Случаю было угодно, чтобы все три письма пришли в один и тот же день, и он же отдал их в мои руки и в той же комнате, где был Джеймс Мор. Все происшествия, проистекшие отсюда, которые я мог бы предупредить, если бы держал язык за зубами, были, несомненно, предопределены заранее.

Первым я, разумеется, распечатал письмо Алана. И что было естественнее, как сообщить о его намерении навестить меня? Но я заметил, что Джеймс тотчас же выпрямился и на лице его отразилось напряженное внимание.

-- Это тот Алан Брэк, которого подозревают в Эпинском деле? -- спросил он.

Я отвечал, что это тот самый, и Джеймс некоторое время мешал мне прочесть остальные письма, расспрашивая о нашем знакомстве, об образе жизни Алана во Франции, о чем я сам очень мало знал, и о его предполагаемом визите ко мне.

-- Все мы, изгнанники, стараемся держаться друг друга, -- объяснил он свой интерес. -- Я, кроме того, знаю этого джентльмена, и хотя его происхождение и не совсем чисто и он, собственно, не имеет права на имя Стюарта, но он прославился во время битвы при Драммоси. Он показал себя настоящим солдатом. Если бы другие, которых я не хочу называть, вели себя так же, то дело это не оставило бы таких грустных воспоминаний. Мы оба в тот день сделали всё, что было в наших силах, и это служит связью между нами, -- сказал он.

Я едва мог удержаться от желания показать ему язык и дорого бы дал, чтобы Алан был тут и заставил бы Джеймса Мора яснее высказаться о его происхождении, хотя, как мне говорили потом, королевское происхождение Алана действительно было сомнительно.

Между тем я открыл письмо мисс Грант и не мог удержать восклицания.

-- Катриона, представь! -- воскликнул я, -- следующим летом Джанет Грант выходит замуж за лорда Джона, четвёртого графа Гинфорда!

Она, ударив в ладоши, вскочила со стула. В следующую минуту мы оба сразу поняли, как мало радостного было лично для нас в этом известии, и стояли, грустно глядя друг на друга. Джон Гинфорд был не сказать чтобы таким уж хорошим человеком.

Но Джеймс сейчас же проявил своё лицемерие.

-- Дочь моя, -- сказал он, -- разве ваша кузина учила вас так вести себя? Вы должны только порадоваться за неё.

Мы оба проигнорировали его и я вскрыл второе письмо из Шотландии, от поверенного.

-- Надо же, -- сказал я через минутку, -- Ранкилер пишет, что деньги вложенные в партию чая от Британской Ост-Индской кампании удвоились и предлагает вложить прибыль в недвижимость. Не понимаю, какой в этом смысл? У нас и так есть имение Шос, отданное арендаторам. Зачем ещё плодить сущности?

-- Это совершенно неправильно, мальчик мой! -- опять вмешался неугомонный тесть, -- чем больше земельные наделы, тем большее уважение вызывает их владелец у окружающих!

-- Уверяю вас, сэр, -- сказал я, сердито оборачиваясь к нему, -- я вовсе не желаю получать уважение от тех людей, до которых мне и дела нет.

-- Вот здравая философия солдата! -- отвечал Джеймс. -- Но мы, по крайней мере, должны поздравить вас с увеличением вашего состояния.

-- Я и с этим не могу согласиться, -- возразил я, но уже без прежнего запала. -- Положим, у меня и так достаточно денег. Да что там достаточно -- того что уже есть и на три жизни не хватит, даже если бросаться золотом направо и налево.

-- Ну, ну, -- сказал он, -- вы гораздо более взволнованы, чем желаете показать. Вот три письма: это значит, что есть минимум трое желающих вам добра. Я мог бы назвать ещё двоих, находящихся здесь, в этой комнате. Я знаю вас не особенно давно, но Катриона, когда мы остаемся одни, не перестает восхвалять вас.

При этих словах она взглянула на него немного удивлённо, и он сразу переменил тему, заговорив о величине моего поместья, и с большим интересом продолжал этот разговор в течение почти всего обеда. Но напрасно он старался притворяться: он слишком грубо коснулся этого вопроса, и я знал, чего мне ожидать. Едва мы успели пообедать, как он сразу открыл мне свои планы. Он напомнил Катрионе о каком-то поручении и послал её исполнить его.

-- Тебе не следует опаздывать, -- прибавил он, -- а наш друг Дэвид побудет со мною до твоего возвращения.

Она безмолвно поспешила повиноваться ему. Не знаю, понимала ли она, в чём дело. Я думаю, что нет. Я же был очень доволен и приготовился к тому, что должно было последовать.

Не успела за ней закрыться дверь, как Джеймс Мор откинулся на спинку стула с хорошо разыгранной развязностью. Его выдавало только лицо; оно вдруг покрылось мелкими капельками пота.

-- Я рад, что могу переговорить с вами наедине, -- сказал он. -- Так как при нашем первом свидании вы не поняли некоторых моих выражений, я давно хотел объясниться с вами. Дочь моя стоит выше подозрений, вы тоже, я готов подтвердить это с оружием в руках против всех клеветников. Но, милейший Дэвид, свет очень строго ко всему относится. Кому же знать это, как не мне, с самой смерти моего покойного отца -- упокой его, господи! -- подвергавшемуся постоянным щелчкам клеветы. Нам надо помнить об этом, надо обоим принять это в соображение. -- И он манерно потряс головой, точно проповедник на кафедре.