Владимир Перемолотов - Лунное золото Революции

Спустя четверть часа Алексей вышел из кабинета, и так и не вернувшись к столу, двинулся к выходу.

…А за стеклянной дверью Апполинарий Петрович тяжело поднялся из кресла и медленно пошел к окну. Солнце за окном старалось во всю, освещая стартовую площадку, на голубом небе редкие мазки облаков медленно двигались не запад, то и дело наползая на шпиль лунной ракеты. В полуверсте от неё стояли аэропланы эскадрильи охраны. Они появились тут вместе с кораблем — большевики охраняли свое детище. Самолеты были для этого, стена вокруг площадки для этого, колючая проволока, патрули. Только это все против чужих. Своих-то что бояться?

Завбуфетом усмехнулся, отхлебнул чаю пополам с коньяком.

Стакан чая он приготовил заранее. Предвкушаемое им зрелище стоило того, чтоб досмотреть его от начала до конца не отвлекаясь на мелочи.

Маленькая фигурка летчика, почти неотличимая от других таких же фигурок, двигавшихся в сторону запретной территории, приблизилась к заветным воротам проходной и скрылась за ними. Уже не надеясь увидеть свою марионетку, он обратил внимание на аэропланы. С одного из них все должно было начаться и им же закончиться.

Ждать пришлось недолго.

Через четверть часа один из них тронулся с места, разгоняясь для старта. Профессор кивнул, соглашаясь сам с собой, что все идет, как и должно. Биплан неслышно стрекоча, мотал екатеринбургский воздух на винт и поднимался в воздух. Финал этого полета был уже предначертан, но об этом знали только двое — красвоенлет за штурвалом и сам профессор. Крутой горкой машина с красными звездами на плоскостях ушла в небо. На мгновение она пропала за облаком, и небо стало первозданно чистым, но мгновение миновало и аэроплан, неспешно поворачиваясь в длинном штопоре, ринулся к земле.

Там, наконец, сообразили, что что-то идет не так. Квакнула и сразу в полный голос заголосила сирена.

— Давайте, давайте, — пробормотал профессор. — Пошевеливаетесь…

Коньяк приятно разливался теплом по телу, бодрил.

Чтобы большевики не собирались делать, они уже опоздали. Итог был один, и все, что они сделают, разве что внесет некоторое разнообразие в происходящее, никак не влияя на запланированную профессором концовку.

Он оказался прав. Большевики попытались отклонить неминуемое.

Между самолетом и ракетой словно вздыбилась земля, выбросив вверх тонкие, почти невидимые щупальца и тут же без перерыва из взлетевших в небо черных цилиндров ударили вниз черные струи тяжелого дыма. Лунник словно окутала непроницаемая стена. Профессор видел, как, она колышется под ветром, но не рассеивается, закрывая летчику обзор.

— Еще промахнется, — обеспокоено подумал он, и летчик словно услышал его мысли.

Аэроплан, не долетев до дымовой стены, взмыл кверху, откладывая атаку. Он высокой свечой нырнул в небо, готовясь повторить попытку. Перевернувшись через крыло, биплан вновь развернулся, выходя на курс атаки.

И тут один из сарайчиков словно взорвался.

Доски, крыша, шифер посыпались вниз.

Словно кокон, выпустивший бабочку, он складывался сам в себя, выпуская наружу какую-то неуклюжую машину, больше всего походившую на приплюснутый броневик без пушки, но с толстой трубой на башенке.

Профессор напрягся. Еще что-то новенькое приготовили большевики, гляди-ка…

Беспокойство царапнуло его, но, увидев скользнувший к земле биплан, он взял себя в руки. Не принадлежащий себе летчик вновь атаковал. Минуту назад закрывавшая ракету дымовая завеса уже не мешала ему видеть цель, а маленькие парашютики, поддерживавшие в воздухе тросы заграждения, медленно перепутываясь между собой, опадали на землю.

С крыльев ударили пулеметные очереди, но это не было главным.

Расстояние между самолетом и ракетой сокращалось, и вот-вот должно было сократиться до нуля. Не надеясь не пулеметы аэроплана, профессор приказал летчику таранить ракету.

Он отхлебнул из стакана, загадав, что следующий глоток чая по-адмиральски он сделает после того, как биплан сольется в любовном экстазе с лунным кораблем. Мысль не успела оформиться в слова, пусть даже и не произнесенные, как перестала быть актуальной.

Несуразный броневик, родившийся из сарайчика, оказался между аэропланом и ракетой, готовясь принять удар на себя. Секунду он выжидал, словно готовясь подпрыгнуть и таранить биплан, но… Эта секунда нехорошо отпечаталась в сознании профессора. Он что-то ощутил, еще не поняв, что именно, а потом из безпушечной башенки навстречу смертнику рванулся ослепительный луч, превративший воздушную машину в грохот и дым.

Он пришел в себя через десяток секунд и поймал себя на том, что продолжает стоять перед окном, держа в одной руке уже пустой стакан, а пальцем другой водит пальцем по стеклу, словно стирает этот поганый корабль с лица земли.

На поле уже метались пожарные машины, под вой сирен и собачий лай они заливали пожар, люди бегали вокруг корабля, что-то делали.

Третья ступенька плана оказалась с трещиной, но оставалось надеяться, что свое дело она сделала.

Следствие по делу о нападении на корабль началось в тот же день. Не смотря на канун майских праздников, на разбор съехалось начальство, все еще находившееся под впечатлением мысли «а что было бы, если…» Трясли всех. В воздухе отчетливо витала мысль, что за этой попыткой могут последовать и другие. Ужасало большевиков более всего то, что летчик, покушавшийся на лунник, по всем анкетам был своим, то ли крестьянским, то ли пролетарским сыном, комсомольцем, «отличником боевой и политической…». Опорой и надеждой! На кого тогда надеяться, если такие вот подводили?

Профессор собирал слухи и ждал. Должны они были его пригласить на самый верх. Должны! Слишком уж серьезное заворачивалось дело, а очень многие видели, как пилот заходил к нему и чуть не четверть часа находился за закрытыми дверями…

И он не ошибся.

Как человека, который последним говорил с диверсантом, его также вызвали в особый отдел. К этому он приготовился. Баллон-бомбу завернул в бумагу и перевязал бечевкой. Получилась аккуратно и как-то даже многозначительно.

— Что это у вас? — спросил секретарь в приемной, намериваясь отобрать.

— Вещественное доказательство, — отрезал буфетчик, загораживаясь плечом и всем видом своим показывая непреклонность в решении. — Я уж сам вашему начальнику его из рук в руки передам.

А дальше все было делом техники.

Завороженный начальник охраны спецобъекта принял у Апполинария Петровича бомбу, послушно выслушал указания — что, когда и как сделать. Разговору никто не помешал и завбуфетом позволил себе маленькую вольность. Послушный его воле хозяин кабинета, проводил его до дверей и на глазах своего секретаря долго и прочувственно тряс его руку, благодарил.