Владимир Перемолотов - Лунное золото Революции

«Ну, давай, давай, — подумал Дёготь, разворачивая пулемет к новому противнику. — Давай поближе… Сейчас я тебя разочарую, наемник мирового капитала».

Странно, но пилот и впрямь ничего не боялся, словно чувствовал себя заговоренным от пулеметных пуль.

На секунду мелькнуло подставленное летчиком брюхо машины, но Дёготь успел задержать палец на спуске. От неожиданности он дернулся вперед и чуть не уронил оружие. Вместо французских трехцветных кругов на плоскостях аэроплана оказалось нечто до сих пор им невиданное. В два цвета — черный и красный там красовались то ли звезды, вписанные в черные свастики, то ли наоборот — свастики, вписанные в красные звезды….

Аэроплан крутанулся и с переворотом ринулся вниз. За ревом, что бился в ушах, Дёготь не расслышал стрельбы, но на его глазах один из французских аэропланов задымил и понесся к земле. Неизвестный доброхот не бросился его добивать, ему хватило и того, что противник вышел из боя. Второй француз, сообразив, что это не товарищ, а враг, скользнул следом, но немец круто увел машину вверх…

Дёготь не досмотрел, чем там у них все кончилось — ему нашлось другое дело. Два не связанных боем преследователя застрекотали пулеметами. Вспышки выстрелов блестели как солнечные зайчики и он, приподняв пулемет, ответил.

Не было в этом воздушном бою никакого азарта.

Если на войне смерть, горяча кровь, напоминала о себе свистом пуль, грохотом рвущихся гранат, то тут ничего такого не было. Даже если французские пули и летели где-то рядом, то свиста их слышно не было за грохотом двигателя «Иосифа Сталина».

Владимир Иванович прекратил стрелять и принялся оттаивать пальцы над раскалившимся кожухом.

Французы превосходили их в скорости и теперь, обогнав, заходили с другой стороны. Зацепившись за дверь Дёготь высунулся, чтоб посмотреть что там происходит. Краем глаза, за округлой стеной космолета он увидел одну машину. Моторчик неслышно стрекотал, на месте винта вращался радужный круг. Смотреть на летучего француза он еще мог, а вот стрелять… Попробуй он это сделать и пулемет утянет его вниз… Но ведь что-то надо сделать, как-то помочь своим…

Он шагнул внутрь. До иллюминатора пять шагов.

Ударил прикладом раз, другой, но, опомнившись, остановился. Стекло, по замыслу профессора могло вынести и не такое. Отойдя к стене, Деготь направил ствол на иллюминатор. Мировое Пространство, вещь, конечно, серьёзное, однако с пулеметной пулей его все же не сравнить.

Очередь вынесла стекло, забрызгав осколками и так испоганенный пол.

Поставив меж двух прозрачных зубцов ствол пулемета, Дёготь стал ловить в прицеле силуэты французов. Диск кончился, и он вставил новый, пустив пули перед собой непрерывным пунктиром.

Неожиданно для него правый француз качнул крыльями и, обессилено шатаясь из стороны в сторону, закрутился в штопор.

— Второй! — заорал Деготь. Вряд ли Федосей его слышал, но глаза-то у товарища были…

Левый француз почувствовал свою уязвимость и, не прекращая стрельбы, дернулся в сторону. За его хвостом из облака вывалилась звездосвастичная пропажа и пришпилила дымной очередью француза к ближайшему облаку.

— Третий!

Деготь почувствовал, как расправляются плечи. Теперь шансы выжить у них были гораздо выше нуля.

Небо в проеме люка становилось все тусклее и тусклее, и вместе с цветом уходил и звук. Он не пропал никуда, был рядом, но глох в тумане… Тумане?

Не в тумане, черт его дери! В облаках!

Не опасаясь случайной пули, коминтерновец высунул голову. Мир вокруг «Иосифа Сталина» погружался в зыбкое марево холодного пара. Он становился все гуще и гуще, отрезая корабль от врагов и неприятностей. Облако впустило их в себя, закрыло туманной завесой от прицельно прищуренных глаз пилотов.

Оно-то хоть и белое, а все одно за красных!

Прислонив пулемет к стене, и не отрывая взгляда от облаков, Дёготь стал нащупывать диски. Пустой, пустой, пустой… Опустошенные диски один за другим летели вниз. Ничего. Он понял, что борьба закончилась и ни капли не сожалея, опустил пулемет в пустоту за бортом.

Когда клубы поползли в кабину, Владимир Иванович задраил люк. Не накрепко, а только на одну гайку.

Мало ли что?

Это, конечно не победа, но четверть часа назад и на это он не смел рассчитывать.

Поднимаясь по лестнице, Владимир Иванович улыбался, но едва голова его поднялась над обрезом люка, как улыбка пропала.

Он-то считал, что именно он воевал с врагами, но оказывается, основной удар пришелся на верхнюю часть корабля и, похоже, что какая-то из пробивших броню пуль досталась пилоту.

Федосей лежал у стены, предоставив «Иосифу Сталину» в одиночку спасать себя и людей. Рядом с головой в луже крови лежал кусок чего-то коричневого. Сердце коминтерновца пропустило удар, но тут же забилось в верном ритме.

Товарищ был ранен, но жив. Безусловно жив! Шевелился!

На его глазах Федосей открыл глаза и, морщась от боли, коснулся головы. Содрав с неё разорванный пулей шлем, бросил его в сторону. Пуля пощадила товарища, скользнув по шлему и вырвав кусок кожи.

— Жив?

Не дожидаясь ответа, Дёготь оглянулся. Только сквозных пробоин тут имелось с десяток и еще столько же застряли в оболочке не сумев пробить сталь и превратившие гладкий металл в прыщавую подростковую щеку. То, что Федосей остался жив после этого, ничем иным кроме как запредельным везением объяснить было нельзя.

— Какой же ты везучий, чертушка! — с восхищением сказал Владимир Иванович.

— Что французы? — проскрипел чекист.

— Французы? А французы молодцы…

Через четверть часа укутанный в тулуп и с наспех перевязанной головой, Федосей сидел в пилотском кресле. Сжатые кулаки лежали на простреленном пульте, бессильные изменить что-либо. Одно примиряло с действительностью — все-таки они летели на восток, домой.

Ревел двигатель, белая муть за разбитыми иллюминаторами становились то реже, то плотнее, но не пропадала вовсе.

— Интересно, где мы теперь?

Кутаясь в полушубок, Федосей только зубы показал.

Полушубку и впрямь повезло меньше, чем Федосею… Из пробитой в двух местах овчины торчали какие-то клочья.

— Наверняка уже над Польшей, — ответил сам себе Дёготь. Для очистки совести он посмотрел в иллюминатор, но там по-прежнему клубилось. Пар человеческого дыхания мешался с залетевшими в кабину облаками, и добавил чуть тише:

— Хотелось бы на это надеяться…

На картофельном поле, полчаса назад ставшим аэродромом стояли двое. Механик, готовивший машину к вылету и начальник разведки спартаковцев товарищ Мильке. Ожидание заставляло нервничать, но они старались не показывать этого друг другу. Понимая бессмысленность вопроса, коммунист все же спросил: