Валерий Елманов - Проклятое золото храмовников

Своему увлечению Чарли предавался часто, включая и то время, когда овцы к вечеру отдыхали в хозяйских загонах. Но как-то раз он, сидя у себя в маленьком домике и наигрывая новую мелодию, придуманную днем, испуганно заметил, что подле лавки, где он сидел, собралось не меньше десятка мышей, завороженно уставившихся на пастушка. Он топнул на них ногой – бесполезно. Те ни на что не обращали внимания. Он перестал играть и схватился за палку, но едва звуки музыки прекратились, как мыши разбежались сами.

Чарли был смекалистым парнишкой. Связь между загадочным поведением мышей и новой мелодией он уловил быстро. Получалось все то же самое, как и с овцами. Почему? Ну-у, это слишком сложно, да и какая разница. Главное, они собирались. И с тех пор он стал частенько развлекаться таким образом, уже не боясь серого сборища на полу своей хижины.

Так прошел месяц и как-то раз он услыхал, как самая ворчливая жительница их деревни толстуха Рейчел на чем свет бранит этих неизменных спутников человеческого жилья за то, что те изгрызли у нее подвенечное платье, а ведь она намеревалась передать его своей старшей дочери, собиравшейся замуж. К ее жалобным воплям мгновенно присоединились голоса соседок, коим мыши причинили немало бед.

Тогда-то в голове пастушка и зародилась некая мысль. Проверил он ее этим же вечером. Выйдя из лачуги он заиграл свою новую мелодию. Вскоре возле его ног образовался пушистый серый ковер. Чарли неспешно отправился к околице и – о, чудо! – мыши последовали за ним. Получалось, он может увести их от деревни куда угодно.

Но не играть же ему все время, а стоило остановиться, как они, словно опомнившись, задавали стрекача, разбегаясь обратно по деревенским домикам. Хотя… Всего в двухстах футах от деревенской околицы протекала речушка. Если заранее приготовить небольшой плот и, наигрывая эту мелодию, отправиться прямехонько к нему, то можно, отплыв от берега, увлечь их таким образом за собой в воду. А там, утопив грызунов он, Чарли, запросто успеет вновь подгрести к берегу и высадившись, вернуться в деревню.

Соорудив плот, он, спустя три дня, дождавшись полнолуния, так и поступил. Мало того, вернувшись в свою лачугу он на всякий случай решил проверить, насколько качественно проделана работа и вновь заиграл на дудке. На сей раз на земляном полу никто не появился. Значит, сработано хорошо и он, довольно улыбаясь, лег спать, а следующим вечером еле сдерживался, чтобы не засмеяться, когда услыхал как жители удивленно судачат о том, куда подевались мыши.

Хотелось сказать правду, но он удержался. Тогда выяснится про дудку и кто-то непременно догадается, откуда она у него. А раз монах – чернокнижник, то и он, Чарли, получается что-то вроде его помощника. Бр-р, помощник колдуна. За такое точно по головке не погладят.

Прошло еще дня три и ему вдруг припомнилось, как толстуха Рейчел, костеря мышей, заявила, что не пожалела бы и серебряного пенни, если б кто помог ей извести этих маленьких серых тварей. Трудно сказать, сдержала ли бы она свое обещание, но как знать, как знать. А ведь пенни – это, как всем известно, целых четыре фартинга. И потом, она ведь в деревне не одна – есть и другие жители, а мыши досаждают всем.

Он полез в свой тайничок, где бережно хранил серебряные монеты, полученные от монаха. Было их немного: до десятка не хватало одного. Итого: два пенса и фартинг. Некоторое время он задумчиво глядел на них, затем убрал обратно, но сон так и не пришел к нему в эту ночь. Чарли думал.

А спустя месяц в славном городе Лондоне объявился юный паренек, клятвенно обещавший за ничтожную сумму в каких-то три пенса вывести из дома всех мышей. Если же жители всей улицы объединятся, тогда хозяину каждого дома придется заплатить всего по два пенса. Как он расправляялся с грызунами, никто не видел, ибо Чарли хорошо помнил про монаха. Не хватало самому прослыть колдуном! И он занимался этим очень рано, на рассвете, благо, привык вставать в эту пору. Лодка на пристани Темзы уже дожидалась его.

Со временем Чарли стал постепенно увеличивать цену, благо, платили охотно. Он поправился, обзавелся новой одеждой и привык спать вдоволь. Но к чести бывшего пастушка надо сказать, что он не почивал на лаврах, продолжая упражняться. Во-первых, сочинить новую мелодию само по себе доставляло ему удовольствие, а во-вторых…

Когда он как-то шел к реке, сопровождаемый мышиным эскортом, ему навстречу попалась здоровая черная крыса из числа тех, кто неизменно сопровождает мореходов, вольготно проживая в корабельных трюмах. Пробегая мимо, та остановилась, подняла голову, недовольно уставившись на Чарли, какое-то время прислушиваясь к мелодии, выводимой юношей, но вскоре потеряла к ней всякий интерес и потрусила по своим загадочным крысиным делам.

«А ведь если сыграть как-то по другому, то может, и на них подействует, как на мышей, – мелькнуло в мозгу Чарли. – Надо заняться». Он отловил себе крысу, посадил ее в железный ящик, чтобы та не смогла его прогрызть и убежать, и принялся часами наигрывать перед нею разные вариации на своей дудке. Не сразу – прошел целый месяц – но ему удалось подыскать нужное сочетание клапанов.

Правда, до этого с ним успело приключиться одно происшествие. Пока он подбирал нужную мелодию, дверь в каморке на постоялом дворе, где он жил, внезапно отворилась и Чарли увидел стоящую в проеме маленькую девочку. Та точно так же как и те мыши, завороженно смотрела на юношу, медленно раскачиваясь в такт мелодии. Кстати, судя по одежде и мутновато-туманным глазам, до того, как ее услышать, она спала. Продолжая раскачиваться в такт мелодии, она направилась к Чарли, остановившись перед ним.

А спустя несколько секунд в коридоре раздался новый шлеп-шлеп и в открытую настежь дверь вошел второй ребенок, мальчик лет восьми. Еще через пару минут перед юношей собралось четверо детей в возрасте примерно от шести до девяти лет. Одинаковые мутновато-заспанные глаза, смотрящие куда-то вдаль, одинаковые движения… Чарли стало жутко и он прекратил игру, но те очнулись не сразу – пришли в себя минут через пять, не раньше. Впрочем, в конечном итоге это ночное происшествие последствий не имело – ну, встали дети одновременно со своих постелей среди ночи, ну, разбрелись, однако вернулись же обратно по своим комнатам, включая хозяйскую дочку.

Прошло три года… Теперь он был одет в щегольский камзол, как правило, зеленого цвета, и с гордостью представлялся как непревзойденный крысолов Чарльз де Каули.

И вот как-то раз, когда он находился в Германии, его обманули. Нет, недоплаты случались и раньше – то отдадут обговоренную плату порченными монетами, то исхитрятся обжулить как-то иначе, но столь нахально, как в Гамельне, с ним не поступали ни в одном городе. Магистрат, пользуясь тем, что договоренность была устной, сделал вид, что Чарльз ослышался и речь во время заключения устного договора между ним и магистратом шла не о сотне золотых флоринов, или, как их называли в Германии, гульденов, а о… гротах. Да еще пошутили, что куда лучше иметь тысячу двести лилий, нежели сотню [20]. И тщетно крысолов доказывал, что правда на его стороне, ибо он не мог ошибиться, последний год всегда называя заказчикам одну и ту же цену, причем во флоринах. Жирные надменные бюргеры даже слышать его не пожелали, поставив жесткий ультиматум: либо он забирает гроты, либо пусть катится из города подобру-поздорову.