Лина Кирилловых - Идущие

— А с ней что?

— Вы знаете.

— И мы против. Это никуда не годится.

Пророчица вздыхает.

— Мне казалось, прежние, мы всё с вами обсудили.

— Вот неожиданность, да?

Старая женщина хмуро молчит в ответ на её сарказм.

— Обсудить-то обсудили, — Капитан тяжело садится рядом с Ладой. — Однако согласились не со всем. Да, мы не собираемся причинять вред вашим людям. Но на участь, которую вы уготовили этому ребенку, невозможно просто так закрыть глаза. Берете власть над её жизнью и смертью? Решаете за другого человека вещи, настолько важные? Не знаю я таких законов. И не принимаю.

— Наверное, об этом вам лучше спросить не меня, — говорит пророчица.

— А кого? Её саму?

— Да. Спросите её. Спросите, что этот ребёнок думает о своей участи.

Лада шевелится, просыпаясь. И отчего-то совсем не удивляется, увидев рядом с собой чужаков.

На самом дальнем краю дороги, уходящем туда, где дымка леса, луга и болота, блестит под ранним солнцем выползающая из сырого сумрака вереница грузовиков, обтянутых тёмным брезентом. На таком расстоянии они выглядят совсем крошечными — все поместятся между двумя поднесёнными пальцами и будут понарошку ими растёрты. Лучи цепляются за диски колес и припылённые ветровые стёкла. Грузовиков на треть меньше, чем было, когда они вышли в поход, а пять человек умерло от дизентерии. Ещё двоих, неосторожно отлучившихся от ночного лагеря, задрали волки. Зато остальные, усталые, но суровые, крепко сжимают промасленными перчатками многоствольные ружья, щетинящиеся крюками, курками и штыками, выточенными из зазубренного металла. Зато остальные едут, чтобы сказать дикарям, живущим у подножия руин бывшей столицы, пару-тройку ласковых.

И заодно сделать то, что делали всегда. На этот раз конфедераты привезли с собой бур. Они хотят проложить ход в многотонном завале, скрывшем под огромными глыбами двери в подземное хранилище Центрального художественного музея. А ещё они привезли деревянные ящики-гробы. Чтобы забрать останки своих товарищей и увезти их домой, в родные земли.

Желтозубая улыбка пророчицы — словно серп луны. Появляется и висит в пронзённом теплом полумраке. Пророчица улыбается в первый раз за всё время разговора. Это выглядит неприятно и склизко.

— Лада, дочь моя.

— Да, мама.

— Эти люди хотят у тебя кое-что спросить.

— Пусть спрашивают. Но сначала ты мне скажи — Серый в безопасности?

— Да.

— Хорошо.

Она выпрямляется, садясь. В простой рубашке из белёного полотна, с волосами, не собранными в косу, и тонкими загорелыми босыми ногами она выглядит ребёнком, она ребенок и есть, и не вяжется с её обликом этот серьёзный тон, и голос, тихий и спокойный, и то, как твёрдо и уверенно она проговаривает ответ — да, знает, да, понимает, да, умрёт и да, согласна.

— Почему?! — Капитан теряет терпение и взрывается. Он видел много мёртвых людей и немало мёртвых детей, но их, тех, из его проклятого прошлого, никто не спрашивал о желании умереть, а, спросив, вряд ли получил бы утвердительный ответ.

— Одному я уже объясняла, но он, кажется, не понял. Мой друг, такой же, как и мы, сын одной и той же с нами земли. А вам, другим, понять — куда тут?

— Кажется, нас держат за идиотов, — говорит Четвёртая.

Лада смотрит на неё. Но не на лицо — на волосы.

— Я видела такой цвет, — тихо произносит она, — у другого человека. — Что-то среднее между изумлением и узнаванием мелькает тенью поверх её ярких глаз, потом уходит. — Не держат. Просто у чужих всегда другая правда.

— А какая правда у вас? — сдержанно спрашивает Четвёртая. Ей не очень понравилось исчезнувшее выражение.

— Наша, — кратко отвечает Лада.

— Феноменально, — Курт фыркает со своего места. — Какое точное пояснение!

Пророчица не вмешивается. Капитан мягко кладёт свою руку на плечо ребёнка.

— Послушай, пожалуйста. Ваше всеобщее помешательство на идее Очищения, будь оно подкреплено религиозными или материальными доводами, заставляет сомневаться в том, что у вас, прошу прощения, существует понятие здравого смысла, да и просто рассудок. Если выразился непонятно, я поправлюсь… не надо, и хорошо. Вы с восторгом выставляете себя недалекими деревенскими жителями, молящимися железному идолу, но это же не правда. У вас есть знания о прошлом. Есть книги, документация… Вы знаете, что случилось с вашими предками, которых вы называете прежними. Верно?

— Да. Они погибли в результате катастрофы.

— А вы, смотрю, не против такого толкования, верховная жрица культа, — ехидно вворачивает Курт.

— Потому как это очевидно, — отвечает пророчица.

— А ваши верования? Одно другому не мешает, а?

Она не успевает ответить, а, может, и не собирается — Капитан снова обращается к Ладе. Она так и не сделала попытки стряхнуть его руку.

— Ты ведь знаешь, что привело к катастрофе?

— Прогресс. Прежние поселили разум в железо.

— И разум дал сбой. Да, да…

Капитан о чём-то задумывается.

— А вы тоже знаете? — понимает Лада. — Знаете, что прогресс обернулся бедой, и как именно это случилось? Кто вам рассказал?

— Твой друг, — с усмешкой поясняет Курт.

— Серый? Откуда он-то… — Лада ахает.

Четвёртая касается своих волос. Её всё ещё смутно, без ассоциаций и обычно возникающих в памяти образов-картин беспокоит сказанное. А ещё она думает про схожий генотип. Какой же мир взяла Армада как-то за образец своих безумных экспериментов?

— Прогресс — это и замена лучин на масляные лампы, и окраска ткани травяными соками, и открытие, что горячий чай при больном горле помогает лучше, если класть в него малину и мёд, — говорит Капитан. — Прогресс — неизбежность, если хочется жить лучше. Мир ваших предков погубила случайность. И просчёт учёных, которые, как я понял, сделали на Луне что-то страшное с помощью своего модуля для бурения. Они не смогли остановить его, когда надо было, а потом не смогли вернуть на орбиту. Потеряли контроль. Он вошёл в атмосферу планеты и не сгорел, частично рухнул на город, а повреждённая Луна разрушилась. Но вместо смерти от железа и вызвавшего новый ледниковый период раскола спутника мог бы упасть метеорит. Или случиться война. Знаешь, что это такое — метеорит и война? Знаешь. Могло быть что угодно, и вы точно так же жили бы нынче в деревянных избушках и носили бы из реки воду! Разве это оправдание для ваших жутких планов — слово прежних, тот самый «прогресс»? А вы — вы разрешили ей читать всё это, не скрывая правды о прошлом… И чего ради?

— Чтобы был выбор, — просто отвечает пророчица. — Прежние или мы. Смерть или жизнь. Я ни к чему не принуждала свою дочь: она сравнила и выбрала.

— Конечно, только, пользуясь каким-то мутным законом о власти над жизнью, обернули всё на пользу своим планам, — неприязненно отзывается Курт. — Девочка, ну ты-то… Какая к чёрту власть! Ты — человек разумный!