Мэтью Кирби - Assassin’s Creed. Последние потомки [litres]

– Вот и приехали, – сказал Тощий Джо. – Целые и невредимые.

– Спасибо, – сказал Авраам, слезая с телеги на тротуар. Хотя поездка была всяко лучше, чем ходьба, тряска, тем не менее, по-своему наказала его тело болью, к которой Дэвид уже начинал привыкать.

Тощий Джо кивнул в сторону особняка:

– Оставайся завтра дома.

– Останусь, – сказал Авраам, хотя он и поражался тому, почему он и Элиза должны отсиживаться в безопасности, пока остальные чернокожие мужчины, женщины и дети совершенно точно будут под угрозой.

Тощий Джо с телегой скрылся в ночи, отправившись по своим дьявольским делам, а Авраам двинулся к двери. Обнаружив, что она заперта, он постучал и позвонил в звонок. Элиза не вышла. Он снова постучал и позвонил. Затем еще раз. Он ждал. Элиза все не выходила. Он решил, что она уснула, не выдержав бодрствования, словно в Гефсиманском саду. Может быть, в доме было открыто окно, через которое можно было пролезть, но учитывая атмосферу в городе, который накручивал сам себя, разжигая вражду, он не рискнул лезть в окно, потому что мог показаться кому-то грабителем.

Как Авраам беспокоился об Элизе, точно так же и Дэвид беспокоился о Грейс. Он чувствовал тревогу, когда ее не было рядом, будто бы из-за этого и он сам был в опасности, и он не знал, как быть. Он не рискнет снова рассинхронизироваться, сделав что-нибудь глупое. Но ему хотелось попасть в дом и убедиться, что его сестра все еще там. Авраам решил усесться на крыльце, как и обещал Элизе. Ночь была теплая, но сырая, и хотя он знал, что потом несколько дней будет болеть, эта ночь была далека от худшей ночи в его жизни.

Худшая его ночь была не из тех, что он провел в болотах много лет назад, когда прятался, покусанный жуками, дрожащий и промокший, с гноящимися от грязи ранами. Это была и не одна из тех ночей, которые он провел, изнемогая от жары в гробу с тухлым мясом, чтобы издавать соответствующий запах, когда аболиционист перевозил его через границу в Пенсильванию.

Авраам взглянул в ночное небо и позволил мыслям перенестись в те места, далеко-далеко, вниз по реке, в болота, где гниль вины, злобы и ненависти поражала корни деревьев, а тошнотворная вода текла со скоростью боли. Худшей ночью в его жизни была ночь, когда его первую жену убил другой раб, человек, только что прибывший на плантацию, уже гнилой изнутри, с отсутствующими ушами. Его Авраам убил в отместку. Сначала был страх, который заставил его пуститься в бега, ужас перед тем, что сделают с ним боссы, когда убийство раскроют. Но затем он бежал уже из чувства вины. В течение многих дней вина была его единственной пищей, она поддерживала его тело живым, хотя оно давно уже должно было умереть. Годы спустя Авраам все еще помнил, где отыскать эту вину. И злость. И ненависть. Он часто туда возвращался, когда ехал по подпольной железной дороге на Стейтен-Айленд, когда учился в Африканской методистской епископальной сионской церкви. Это продолжалось, пока вторая жена не родила Элизу. Тогда он осознал, что ему не стоит возвращаться туда. Он смог покинуть это мрачное место в низовьях реки и построить свой дом в верховье, возле чистой воды, у истоков. У него был выбор, где пребывать его душе. Люди, попавшие в беду – черные или белые, рабы или свободные, – могут идти дальше, даже если кажется, что выбора нет. Но нельзя избежать болота, если просто стереть его с карты.

Такими ночами, когда Аврааму казалось, что ничего не изменилось и никогда не изменится, сколько бы президентов ни пришли к власти со своими декларациями, и не важно, что эти декларации провозглашали, – такими ночами ему очень не хватало обеих жен, и он позволял себе плыть по течению, чтобы напомнить самому себе, где он был, напомнить о сделанном выборе и снова сделать выбор.

Кто-то закричал. Авраам открыл глаза и увидел движущуюся мимо толпу. Еще не рассвело, но они уже устремились в центр, похожие на свирепых дикарей. Это зрелище обеспокоило его, и он задумался, как мог мистер Твид быть так уверен, что Элиза будет в безопасности в его доме. У толпы были свои соображения, и она не следовала приказам – даже из Таммани-Холла.

Нигде в городе не было безопасно. Авраам это знал и решил, что ему нужно вывести Элизу из дома, как только рассветет, до начала беспорядков. Значит, стоило сделать некоторые приготовления, и ему нужно было попасть в дом, даже если он будет выглядеть как грабитель. Он с трудом поднялся и обошел вокруг здания, по лужайкам, через живые изгороди к двери, ведущей в подвал, – лучший вариант, чтобы войти внутрь. Маргарет часто открывала ее, чтобы разносчики могли выгрузить свои товары, а после этого забывала запереть. К счастью, сегодня она тоже это сделала. Авраам смог пробраться в дом. Он зашел на кухню и поспешил в главный зал.

– Элиза? – позвал он.

Ответа не было. Но она никогда не спала так крепко.

Он проверил каждую комнату на первом этаже, затем комнаты наверху, затем чердак и заключил, что ее в доме не было. Дэвид поддался панике Авраама при мысли об Элизе, оказавшейся на улице. Авраам понятия не имел, зачем Элиза могла выйти из дома, но бросился в библиотеку и поспешно написал дочери записку.

Моей Элизе.

Когда ты это прочтешь, я хочу, чтобы ты села и дождалась меня дома, как я тебя и просил. Если мы не встретимся до шести часов вечера, я хочу, чтобы ты встретилась со мной у парома на Кристофер-стрит. В городе небезопасно, и я должен вывезти тебя. Если я не приду в назначенное время, я хочу, чтобы ты села на паром без меня. Я найду тебя, как только смогу.

Авраам оставил записку на столе в прихожей, где Элиза наверняка ее увидит, если вернется домой. К настоящему моменту он решил, что она попыталась пойти за ним, подслушав инструкции, которые выдал ему мистер Твид. Значит, ее путь лежит в Фортуорд. Эта мысль заставила несчастные кости Авраама пуститься бегом, как только он ступил на тротуар. Дэвид тоже волновался. Он знал, что «Анимус» – это всего лишь симуляция, но если Элиза окажется среди беспорядков и с ней случится то, чего так боится Авраам, Грейс придется все это испытать на себе.

Спустя несколько кварталов Авраам замедлился. Омнибусы и железная дорога на Шестой авеню еще не работали, так что ему пришлось пройти по всей улице пешком. По пути ему попалось несколько групп людей, которые двигались в обратную сторону, к окраинам, и каждый раз он боялся, что они схватят его. К моменту, когда он добрался до Четырнадцатой улицы и повернул на восток, его ноги уже кричали ему, что готовы полностью выйти из строя, и он уселся отдохнуть у памятника Вашингтону. Солнце еще не поднялось, его голова еще покоилась под одеялом горизонта, но первые лучи уже пробивались сквозь дымку. Дэвид не знал, осилит ли старик еще один квартал, не говоря уже о пути до Дыры-в-стене. Он перестал прислушиваться к разуму Авраама и начал говорить. И пошел. Он поднялся, направляясь вниз по улице, и тут симуляция начала сбоить.