Сергей Яковенко - Омут (СИ)

Я осмотрелся. На полу лежали кое-какие инструменты. Взял отвертку и показал водителю.

— Я тебе ее в глаз вставлю, если надумаешь дурака валять.

— Да понял я, мужик! Понял! Поедем, куда скажешь! Не нервничай только!

— У тебя деньги есть?

Он, не говоря ни слова, достал из кармана ветровки бумажник и протянул мне. Я выудил из него несколько купюр, а остальное вернул обратно.

Назвал ему адрес детского сада, в который ходила Юлька. Он кивнул и свернул на проспект, ведущий в нужном направлении. Через пятнадцать минут я его отпустил.

Двор сада гудел от детских голосов. Было время вечерней прогулки, и малыши вовсю резвились в песочницах, на качелях, просто бегали по игровым площадкам. Я прошел вдоль забора с наружной стороны и остановился у площадки, которая была всегда закреплена за Юлькиной группой. Дочери среди знакомых детских лиц видно не было. Воспитатель посмотрела в мою сторону, дважды хлопнула в ладоши, и громко сказала:

— Та-ак! Построились! Я сказала: строимся, строимся! Семен! Выплюни песок немедленно! Встали парами! Заходим в корпус! Пошли!

Дети сгруппировались, но кудрявой, пушистой головки я среди них так и не обнаружил.

Регеций говорила, что Юльку перевели в группу для умственно-отсталых, или что-то вроде того. Я вспомнил, как она это говорила, какое выражение лица у нее при этом было, и с трудом сдержался, чтобы не взвыть. Справившись с эмоциями, пошел дальше. На других площадках дети все еще играли и не собирались никуда уходить. Видимо, воспитательница все-таки узнала меня и решила увести детей в безопасное место. Конечно, она знала, что со мной произошло, и была предупреждена, что я могу когда-нибудь вот так вот появиться. В таком случае, у меня оставалось совсем мало времени. Теперь она обязательно сообщит об этом в милицию или Марии.

Дети бегали по площадкам, создавая непрерывно вращающийся калейдоскоп из ярких одежд. Я пристально всматривался в каждого, но никак не мог отыскать своего ребенка. Подошел к последней площадке в полной уверенности, что сегодня Мария просто не привела Юльку в садик. Дело в том, что на этой последней площадке гуляли дети на год или два старше моей дочери. Но именно среди них я и нашел кудрявую, рыжую головку. Малышка сидела в песочнице, копала игрушечной лопаткой маленькую ямку.

— Солнышко, — с трудом сдерживая слезы, позвал я.

Она услышала и посмотрела в мою сторону. Ее глаза были такими же живыми, но лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Юлька встала, бросила лопатку и медленно, балансируя, чтобы не упасть, пошла к забору. Воспитательница была слишком занята другим ребенком, который ударил девочку палкой по голове. Девочка с ненавистью смотрела на обидчика, воспитательница шлепала пацана по попе, а тот обзывал ее последними ругательствами, вместо того, чтобы плакать от обиды.

Юлька подошла с противоположной стороны забора.

— Привет, солнышко! — я присел на корточки и протиснул руку между жердями.

Она посмотрела на их и сделала шаг назад.

— Ты что, малыш? Это же я!

— Ты грязный.

Я осмотрел себя и только сейчас понял, что протянул окровавленную руку.

— Прости. Я порезался.

— А я домик строю.

— Ты молодец, солнышко. Ты у папы строитель. Да? — я улыбнулся.

— Для принцессы домик. Но она туда не помещается, — она рассматривала свои крошечные пальчики, смешно растопырив их в разные стороны, — А почему ты так рано за мной пришел?

— Я не смогу тебя сегодня забрать, малыш. Тебя вечером заберет мама. А мне нужно уехать. Я пришел, чтобы попрощаться.

— Куда?

— Далеко, солнышко. Очень далеко.

— А ты домой вернешься?

— Нет, не вернусь.

— Как гадкий утенок, да?

— Почти… — говорить было трудно, я с трудом сдерживал слезы.

— А почему ты меня так называешь?

— Как?

— Солнышко!

— Ну, посмотри на себя! Ты же настоящее солнышко! Такая же рыжая, такая же пушистая, тепленькая и даже улыбаешься также. А еще потому, что я очень-очень тебя люблю. Ты знаешь, что это значит?

Она пожала плечиками.

— Это значит, что я готов для тебя сделать все-все. Понимаешь? Я — твой папа. И я тебя очень люблю.

— И ты даже можешь большой домик сделать?

Я заметил, что воспитательница закончила воспитательный процесс с мальчуганом и обратила внимание на меня.

— Солнышко, если я тебя обниму и поцелую, ты не испугаешься?

— Сделай домик! — вдруг воскликнула Юлька, вскипая от гнева и игнорируя мой вопрос. Брови нахмурены, губы плотно сжаты.

— Не могу, Юлька, — выдохнул я, — Мне нужно бежать.

Дочь посмотрела на воспитательницу. Та все еще занималась воспитанием драчуна.

— Подойди ко мне, малыш.

Я подобрался к решетке забора поближе, протиснул между жердями голову и руки, нежно прижал к себе дочку и прислонился щекой к рыжим кудряшкам. Понимая, что в последний раз в жизни обнимаю своего ребенка, последний раз в жизни вдыхаю ее молочный запах, я не смог сдержать предательских слез. Одна из них упала Юльке на лоб, и она посмотрела на меня. Я чувствовал себя предателем.

— Ты что, плачешь?

— Уже нет, зайка. Уже не плачу.

— Ты что, маленький?

— Нет, солнышко. Взрослые люди иногда тоже плачут.

— Я теперь не плачу, — гордо заявила Юлька, — Я взрослая и не плачу! Меня тетя наказывала, а я плакала. А потом тетя еще много раз наказывала, и я стала взрослая. А еще я никого не люблю. И тебя.

Я молча кивнул, чувствуя, как скулы едва не хрустят от напряжения.

— Я уже поругал эту тетю. Она больше никогда-никогда тебя не накажет. Не бойся ее. Хорошо?

Малышка кивнула.

— Я буду по тебе скучать, Юлька.

— Это как?

— Это когда ты хочешь кого-то видеть… когда очень сильно кого-то хочешь видеть, а его рядом нет. Понимаешь?

Она пожала плечиками и ничего не ответила. Я прислонил свои ладони к ее щечкам и сказал:

— Юля, послушай меня и запомни навсегда-навсегда. Хорошо? — она кивнула и посмотрела мне в глаза, — Папа тебя очень сильно любит и будет за тобой сильно-сильно скучать. Запомни это, золотко. Навсегда-навсегда запомни. И когда будешь взрослая, все равно не забывай. Ладно?

Она кивнула.

— И прости меня, доченька. Прости, моя хорошая.

Встревоженная воспитательница теперь говорила с кем-то по мобильному, попутно собирая в группу детей. Я еще раз крепко обнял малышку, поцеловал в щечки, и в последний раз прикоснувшись к непослушным кудряшкам, сказал:

— Прощай, золотко… Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

Юлька, ничего не говоря, быстро развернулась на месте и побежала к воспитательнице.

Я еще долго стоял. Смотрел на то, как ее крошечная фигурка с рыжей, пушистой шевелюрой, исчезает за дверью корпуса детского сада. Затем еще пытался разглядеть кудряшки в окне вестибюля, но так больше ничего и не увидел. Уходил на ватных, непослушных ногах. Болело ребро, но по сравнению с тем, как болела душа, физическая боль казалась просто легким зудом.