Александр Михайловский - Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Нуланс и Бьюкенен, поняв, что все их слова выглядят, мягко говоря, неубедительными, снова заговорили о том, что среди лидеров большевиков есть люди, которые сотрудничают с разведкой Франции и Британии.

– Ну и что из этого? Да, пусть все обстоит именно так! Не секрет, что многие революционеры получали деньги от правительств других держав. Даже мне приходилось… гм… Только не об этом сейчас идет речь.

Даже если эти большевики, как бы влиятельны они ни были среди своих товарищей, попытаются сказать что-то в мою пользу, то я им не завидую… Нет, тот вариант, который мы обсудили со Сталиным, с моей точки зрения, наиболее подходящий. Я сам загнал себя в ловушку, из которой приходится выбираться такой дорогой ценой.

Послы ушли. Я остался один. Лист бумаги – заявление об отставке и о передаче власти партии большевиков, лежал на столе. Я еще не подписал его, стараясь оттянуть до последнего роковую минуту. Поставить подпись – это всего лишь мгновение… Но после того как этого история России, как паровоз, проскочит стрелку и свернет на совсем другой путь. И двинется по нему то ли к новым победам, то ли к пропасти…

В этих тяжких раздумьях прошли остаток ночи и утро. А на следующий день ближе к полудню ко мне заявились торжествующие победители. Сначала на Дворцовой площади раздался приглушенный звук моторов. Я выглянул в окно. К парадному подъезду Зимнего подкатили три броневика незнакомой мне модели на восьми огромных колесах и закрытый легковой автомобиль угловатой формы. Почти одновременно из броневиков выпрыгнули солдаты в той самой пятнистой мешковатой форме, а из автомобиля не спеша вышли несколько человек в цивильном и военном и направились во дворец. Юнкера у входа, вот канальи, даже не пошевелились, чтобы спросить у прибывших хоть какие-то документы. Очевидно, их убедили не проявлять лишнее любопытство двойные пулеметы броневиков, один из которых был весьма солидных размеров, и три десятка головорезов, выразительно поглядывавших на мою охрану и державших наизготовку оружие. Нет сомнений, что и эти, сменившись с поста, тут же покинут Зимний дворец в неизвестном направлении.

И вот громкие шаги в коридоре. Идут, как хозяева… А ведь в самом деле они уже здесь хозяева… А кто тогда я?

Мои мысли были прерваны явлением трех фигур, которые словно греческие богини судьбы – мойры – без стука вошли в мой кабинет. Это были Иосиф Сталин, Феликс Дзержинский – их фото в свое время демонстрировали мне сотрудники военной контрразведки – и еще какой-то офицер, в той самой странной пятнистой форме. Знаков различия на его погонах не разглядел – после бессонной ночи у меня болели и слезились глаза. Но я сумел понять, что большевистские лидеры относились к нему с подчеркнутым уважением.

Этот офицер был вооружен пистолетом в странно закрепленной кобуре в левой подмышке и коротким карабином с длинным кривым магазином. И тут я с ужасом понял, что это один из тех самых безжалостных офицеров-большевиков с таинственной эскадры адмирала Ларионова. Руки у меня предательски задрожали, а по спине побежали струйки холодного пота.

Первым заговорил Сталин.

– Господин Керенский, вы уже подписали заявление о сложении ваших полномочий, отставке возглавляемого вами правительства и передаче власти правительству, сформированному партией большевиков?

Я утвердительно кивнул, подошел к столику и, вздохнув, размашисто расписался. Сталин взял из моих рук документ, внимательно прочитал его и, бережно сложив, положил в полевую офицерскую сумку, висевшую у него на боку.

– Все правильно, господин Керенский, вы сдержали свое обещание, – сказал Сталин, – в свою очередь, и мы сдержим свое.

Он повернулся к офицеру, следившему за всем происходящим с легкой улыбкой, и сказал:

– Товарищ Бережной, будьте добры, пригласите, пожалуйста, караул.

Тут я увидел то, что поразило меня до глубины души. Офицер, которого Сталин назвал товарищем Бережным, достал из кармана небольшую черную коробочку с торчавшим из нее смешным хвостиком, нажал какую-то кнопку и произнес:

– Малюта, полковник Бережной на связи!

Я вздрогнул, а из коробочки раздался очень отчетливый голос:

– Товарищ полковник, старший лейтенант Малюта слушает.

Мысли в моей голове смешались. Несомненно это была рация… Но такая маленькая, размером с портсигар… О таких я никогда не слышал. Кроме того, словосочетание «товарищ полковник» резало ухо мне, но ничуть не смущало остальных явившихся… Ну, и Малюта – он что, потомок того самого Скуратова-Бельского, или это прозвище? Второй вариант был куда хуже первого, ибо просто так подобные прозвища не даются. У меня опять потемнело в глазах.

А полковник продолжал:

– Товарищ старший лейтенант, приказываю вам направить в Готическую библиотеку наряд из двух бойцов. Надо доставить господина Керенского к месту его назначения.

Коробочка отозвалась:

– Вас понял, товарищ полковник, наряд направляю, прибуду с ним лично через пару минут!

Вот как, а с дисциплиной, судя по всему, у них действительно полный порядок…

В кабинет вошли еще трое военных. Обмундированы они были почти одинаково, так что трудно было отличить внешне офицера от нижнего чина. Один из них, по всей видимости командир, здоровенный и наглый, вскинул руку к козырьку кепи и произнес:

– Товарищ полковник, старший лейтенант Малюта по вашему приказанию прибыл, – и тут же бросил на меня такой взгляд, будто спросил: «Этот, что ли, Керенский? Ну-ну…»

Я вздрогнул, а полковник Бережной продолжил:

– Товарищ старший лейтенант, вы лично доставите гражданина Керенского в указанное вам надежное место. И чтоб все было в полном порядке, этот человек нам еще пригодится!

– Так точно, товарищ полковник, – козырнул старший лейтенант и ухмыльнулся: – Гражданин Керенский, на выход с вещами…

Какие там вещи – маленький саквояж на случай внезапного бегства был сложен уже давно. Судьба революционера неверна, только что ты произносил пламенные речи, и вот уже твой соперник отправляет тебя на гильотину. Я совсем не желал разделить судьбу Дантона, Робеспьера и Сен-Жюста, а потому давно приготовился оставить стремительно идущий на дно корабль русской революции. Под командой лейтенанта Малюты двое головорезов, у одного из которых я заметил нашивки унтер-офицера, вывели меня на улицу. Там мы все, и еще двое солдат, уселись в нутро броневика и покатили в какое-то неизвестное мне «надежное место». Именно тут, на жесткой встряхиваемой скамейке, зажатый с двух сторон вооруженными солдатами, под внимательным взглядом сидящего напротив Малюты, я понял, что моя жизнь еще раз разделилась на до и после.

13 октября (30 сентября) 1917 года, 17:45. Финский залив, борт БПК «Североморск»