Елена Шишкова - Цветочек аленький [СИ]

Данила добро свое не закладывал, да предположений не строил. К чему ему это, коли, долгом тяжбы своей, первым о планах Ольги прознает. Вот тогда-то и торговаться с умельцами местечковыми можно будет, в отличии от них не гадая, а наверняка правду зная.

Услыхав зов слуг, гонца разыскивающих, Данила на ноги поднимается, травинку сплюнув и рубаху от соломы отряхнув, в покои к княгини отправляется.

То, что Ольга не покойна, мужчина сразу видит по тому, как ходит она кругами, да нервно руки заламывает. Вдохнув воздух вечерний, ароматом трав наполненный, вдова княжеская говорить начинает:

— Скачи к древлянам, скажи их князю, что оскорбил он меня не подумавши. Прислал послов, почетом не отмеченных. Коль хочет свататься, пусть старейшин в сваты шлет, не то не пойду за него замуж.

— Неужто пойдешь, коли сватов знатных пришлет, матушка? Не губи народ киевский, отыграется ведь князь Мал, за все бесчинства дружины Игоревой. Прольет кровь мужей наших! — От слов таких, теряет Данила настроение благодушное, как может баба эта, Русь под удар ставить, уж лучше бы сразу ворота града ворогу отворила, с караваям праздничным встречая.

— Не части уже! Иди и передай, что велено, не должна я пред тобой ответ держать. — Яростно глазами зелеными Ольга сверкает. Смотрит на нее гонец несчастно, и гнев княгини на спад идет. — Иди, не бойся, если и суждено крови литься, то не нашей, а древлян.

Уходит Данила, гадая, поверить ли словам княжеским, аль усомниться? Да стоит ли торговаться с соседями, еже ли самому пока не понятны помыслы бабьи? А Ольга, терзаний гонца не разумея, ответы на вопросы не высказанные при себе оставляя, платок на голову накидывает и в лес сбегает, где, единения с собой ища, в сапожках ладных по бурелому скачет, по глубже в чащу уходя. А, дойдя до опушки солнцем озолоченной, березам белоствольным в пояс кланяется, да на валун присев, за день прогретый, плачет всю боль, печаль и страх слезами смывая. Вода все уносит, землю орошая, корни питает, силу жизни давая, оттого и важно порой из глаз ее вылить, что б разум очистить, да на помыслы свои по иному взглянуть.

— Отец наш, Велес, к тебе на поклон пришла я. Помоги детям своим, дай сердцу покоя, поддержи в деле моем кровавом. Дурное я мыслю, да во благо. — Небу слова отправляет Ольга, не видя как к пристанищу ее старче подходит. Плечи дедовские шкура медвежья прикрывает, руки посох колченогий с резьбой затейливой держат. Углядев, что заметила женщина его, голосом певучим старец спрашивает:

— Да разве дурное во благо быть может? — Онемела Ольга, во все глаза смотрит да очам своим не верит. Старик тем временем речь свою продолжает, по-дедовски губами шамкая. — Во всем есть сторона противная, и все вернется к тебе, что другим пожелала. Думы твои известны: о себе, о детях, да о Киеве печешься, да токмо людей невинных почто губишь?

Забывает Ольга, кто стоит пред ней, ноздри парусом раздувая, кричать начинает:

— Невинных? Али ослеп ты, старче? Сгубили они Игоря! По частям мне мужа прислали? Неужто простить? Аль как в учениях византийских щеку другую подставить? — Прекрасна княгиня в гневе, рыж волос, в закатном солнце, ярче пламени полыхает, да только некому оценить красоту этакую, для Велеса все дети его едины.

— Да разве ж мужи старые, твоего Игоря к кронам вязали? Ты ж супротив них зло думаешь. Да и честней будь, пред собой хотя бы, не за то ты древлянам участь такую готовишь. Власть свою кровью подкрепить пытаешься, мужам глупым доказать силясь, что достойна меч над ними удерживать.

— Не губи мое сердце, старче, не проси передумать, не смогу уже. Решено все, гонец уж отбыл, да и если б не отбыл…. Не суди, все равно Мал свое получит, даже если я опосля буду проклята. — Устало на пенек Ольга присаживается, последниу силы, что на войну с совестью дадены были, на гнев глупый истратив, не знает как дальше в ладу с собой жить, в ночи криков убитых не слыша. Еще с поры той, когда полюбовницу Игоря к плахе толкнула, сердце глупое, разуму не подчиняясь, трепыхается птицей пойманной, сны по ночам беспокойные посылая.

— Быть тому, раз ты так решила. — Кряхтя, старик подымается. — Только не дивись потом, когда зло твое к тебе и воротится. — Исчезает Велес, будто не было. И сидит Ольга в одиночестве, гадая, али был здесь только что отец леса, али совесть миражи присылает. Да только слова его, в голову кузнецким молотом вбиты. Лишь себе княгиня вдовствующая может признаться, что не за мужа мстит, а себя и детей, намерениями благими прикрываясь, спасти хочет.

(*Ольга имеет ввиду Вещего Олега, который княжил, после Рюрика, пока маленький Игорь Рюрикович не смог занять законное место. — прим. автора)

(*Принести в ладье с воды — великий знак уважения, когда послов в ладье несут к княжескому терему — прим. автора).

(* Перун — бог войны др. славян. — Прим. автора).

О том какие бани на Руси иноземцы заморские байки сказывают. Один посол византийский, к примеру, царю своему в доносе писал, что больно грязен народ русский, оттого и банькой по два раза в седмицу не брезгует. Но занятней то, что годок на Руси проведя, тот посол и сам к бане русской пристрастился. Да так, что писать о ней в докладах своих не иначе, как о благодати божей стал, что насмешкой господней не грекам набожным, а русам варварским дадена была. Уж больно по нраву мужчине старому пришлись венички дубовые, которыми его рабыни молодые охаживали, да отвары еловые, которыми те же молодки камни каленые орошали, для аромату приятного.

Любо иноземцам банькой на Руси по баловаться, но не ведают они, что благодать та может не только усладе чресл служить, но и оружием грозным стать, коли потребуется.

— Едут! Едут! — С забора мальчонка соскочил, и грязными руками размахивая к терему княжескому кинулся.

Переслава, у ворот стоя, пареньку кивает, показывая, что слышит все, и к княгине поторапливается. Ольга же тем временем указы раздает, баню для дорогих гостей затопить да отвара травяного в предбанник поставить. Князь Мал старейшин свататься прислал, надобно честь оказать, как принято. Что б запомнили все на годы долгие, как хлебосольны для гостей не прошенных земли русские.

— Лишь тебе верить могу. Только ты меня не подводила. — Княгиня Переславу за руку хватает. — Пойди к гостям дорогим, да скажи, что сначала в бане искупаться велено, что бы с чистым телом и помыслами пред очи мои ясные явились.

— Ой ли, Ольга? Да ведь стары они, чем помешать делу нашему могут? — Переслава — душа добрая, врагов уберечь пытается, но непреклонна Ольга в затее своей, все уж решено, и сомнения служки только раздражают.

— Поди и делай, что велено! Телом стары — умом молоды! В голове вся сила, Переслава. Я ведь тоже женщина слабая, да немощная, но открой очи и увидишь, как враги к ногам моим лягут!