Елена Шишкова - Цветочек аленький [СИ]

Пред очами мужчины, от бега быстрого запыхавшегося, предстает картина потешная. В мелководье пруда, что близ терема воды раскинул, стоит Малушка, ключница матушки, в рубахе нижней, да верещит, так, что уши закладывает.

— Чего голосишь, скаженная? — Смехом давясь, Святослав спрашивает. Девица, спасенье в лице князя увидав, козой молодой к нему скачет. Руками цепкими за мужчину хватаясь, трясется и вздрагивает, губами побелевшими лепеча:

— Искупаться хотелось, жарко нынче, да ток в воду зашла, а она из кустов…. И глядит, глядит…. А глазища то, глазища! Вот такие! — Девушка жестами размер глаз показать пытается, при том мужчину из рук не выпустить.

Ничего не понимая, Святослав Малушку встряхивает, да уж жестче спрашивает:

— Кто она? Да успокойся уж, окаянная! Водяница тебе что ль примерещилась?

— Змея! Огромная, точно чудище морское! — Малфред, в грудь Святослава носом, от слез сопливым, утыкаясь, продолжает по бабьи всхлипывать. — Мне давеча Добрыня байку сказывал, что живут в пруду этом гады древние, что раньше дедов наших появились! Вот как есть, такого и увидала!

— Ну, полно тебе, по рыдала и будет. Змея та, коль и была, если не сбежала, от воплей твоих, то наверняка издохла оглохнув. — Не привык Святослав девиц жалеть, от того не умело по голове гладит, словно не женщину перепуганную, а собаку дворовую побаловать лаской решился. Плавно мысли князя от змеи, так девушку перепугавшей, к самой Малфуше перетекают, да коли совсем честным быть, то даже не к ней самой, а к той близости, что нежданно случилась. Стоит девушка, всем телом к нему прижавшись, в рубах мокрой, к телу голому липнущей, да не думает, о том, что в голове у мужчины крутится. Святослав легко девушку отстраняет, слезы девичьи пальцами шершавыми утирая, да к устам со страха покусанным склоняется, поцелуй даря. Льнет девушка к князю, телом горячим теснее прижимаясь, в объятьях его страх забывая, а тот и рад, потихоньку с Малфред одежду мокрую стягивая, подумывает, что, пожалуй, благодарен он змеюки, что в пруду завелась, за подарок такой, и еще, на задворках сознания, мысль мелькает, что побьет его таки Добрыня за сестрицу свою. Но то потом будет, зачем заранее тревожиться….

В терем князь возвращается в настроении приподнятом, песню залихватскую насвистывая, в руках ленту крутит, что в момент близости с волос Малушки снял. Теперь вечерами тоскливыми в походах военных будет греть его сердце кусочек красного атласа. Легко да светло на душе Святослава, от того, что девушка та, что хвостом пред ним крутила, наконец, этот хвост прищемила, да в объятьях княжеских оказалась. А в покоях мужчину сюрприз ждет. На лавке деревянной, в сером платье домашнем, сидит Предслава — супруга законная, о которой уж подзабыть успел муж не верный, руками завязки поясные теребя, да губы кусая. Неужто, подвиг свой спустя три месяца повторить решилась? Потеха, конечно, да не может Святослав, от одной бабы только уйдя, к другой в постель лечь. Настроение радостное на убыль идет. Нет желания жену расстраивать, и так скромна до безумия, но и ночь с ней проводить не охота, после поцелуев жарких, что Малфуша у пруда ему дарила, супруга законная еще холодней кажется.

Предслава, тем временем, князя заметив, привстает, да ногу для шага заносит, потом, передумав, на место возвращается, речь приветственную начиная:

— Тихого вечера, князь.

— Не быть ему тихим, коль ты пришла. — Святослав сурово на жену поглядывает, по лицу ее видя, что не за долгом супружеским благоверная явилась, а для разговора приватного, да по сему видать не приятного.

— Твоя правда. Я с вестями благими, вскоре наследник у тебя появится. — И видя, что словам ее не верят, торопливо продолжает. — Повитуха приходила, сказала дитя ждать. Почему молчишь? Али прогневала тебя весть сия? — Предслава молчанья княжеского понять не может, видит лишь, как Святослав брови хмурит, да кулаки сжимает, будто из сил последних ярость сдерживает. Ничего ей муж не отвечает, развернувшись вон выходит, в недоумение девушку плакать оставляя. Неужто так не люба ему супруга, что даже дитя из чрева ее не в радость? Так зачем живет подле нее, коли не ради продолжения рода?

Святослава тем временем злость неистовая обуревает. Бежит по коридорам, чернушек распугивая, а в голове трубным зовом слова Добрыни звучат. Был меж ними разговор давеча, где друг толи в шутку, толи всерьез, говорил, о том, что долг княжны любой, наследника князю подарить, и даже если тот глаза не кажет в покои супружеские, где хошь дитя достань, и к подножью кресла княжеского торжественно возложи. Вот и сидит ныне в голове Святослава, червем разум выгрызая, то самое "где хошь". Неужто осмелился кто жене его дитя сделать? Да своего выродка князем поставить? Аль все же в ночь ту, что Предслава сама к нему явилась зачали? Или уж брюхата была, вот и пришла, что б глаза ему застить? То-то странно Святославу было, что сама девка в покои явилась, хоть до того даже от слов любовных алела щеками? А тут смелость, да дерзость совершить решилась, лишь бы дитя во череве прикрыть! И почему сообщила поздно так? Боялся, что к ведунье вместо повитухи отправит?

Подгоняемый мыслями не радостными, Святослав в горницу влетает, где челядь уборку затеяла. Схватив одну из поломоек за плечи, требует привести к нему служку, что к Предславе в помощь приставлена была.

Белаву, точно козу на убой, силком тащат, к ногам княжеским бросая. Девка, до последнего упираясь, идти не желает, не понимая, чем гнев господина вызвать могла. Подозрения в не ладном у Святослава крепятся, разве тот, кому скрывать нечего, прятаться, да убегать станет? Суров князь в гневе, за горло рабыню хватает и держит, с каждым мигом сильней руку сжимая, дух чернушки выпустить намереваясь, коли молчать удумает, хозяйку свою покрывая. Услыхав вопрос, на который ответ знает, рассказывает Белава князю все, и даже то, о чем помалкивать бы следовало. И о войне, который покои княгини охраняя, за ласки простые Белаве разговоры тайные пересказывает, и о том, что Предслава давно за семьей княжеской следит, за место свое боясь. И даже о том, как гонцу постель согрела, дабы разузнать с чем он к греку направляется. Соловьем поет девушка испуганная, за жизнь свою боясь, о чужих головах не думает. Отпустив чернушку, хозяйке жаловаться, Святослав садиться в задумчивости. С одного края на душе просветлело от знания, что верна ему жена, и не ходит он сын Игоря в дураках, как простофиля какой-нибудь. А с другого почернело от мыслей, что за его спиной дела такие проворачиваются, а они с матерью ни сном ни духом, да и то, что Предслава не в свое дело нос длинный сует, тоже не радует. Этак сегодня гонца перехватила, а завтра воинство собирать подле себя начнет, да мать отварами травить. Одно во всей этой канители ясно, его ребенка под сердцем жена носит, а, значит, беречь ее надо, да нервничать не давать, покуда от бремени не разрешится. А как наследником здоровым разродится, можно будет и по душам потолковать, да разъяснить как жене княжеской вести себя должно.