Валерий Елманов - Битвы за корону. Три Федора

А Фарид-мурза уже остановил своего коня, давая понять, что дальнейший путь належит проделать пешком. Пора, так пора. И я взмолился к небесам лишь об одном: «Господи, да будешь ты ни за, ни против нас». Продумано-то вроде бы все, но случайности, в том числе и самые каверзные – такая штука, от которых никто не застрахован. И тогда непременно сработает правило мелочей: если что-то кажется несущественным, оно и сыграет решающую роль. Причем непременно негативную.

А в голове пошел обратный отсчет, похожий на тот, что дается при старте космической ракеты. Только там на секунды, а у меня подлиннее.

Десять.

Я громко командую:

– Почетную дорожку для государя всея Руси Федора Борисовича Годунова и великого Кызы-Гирея!

Спешиваюсь сам, кинув поводья Дубцу и с удовлетворением наблюдая, как четверо телохранителей с рулонами алой ткани бегут к Кызы и обгоняя их скачут к нему же Сефер и Фарид-мурза, желая присоединиться к этому, как его, лучезарному солнцу Крымского ханства.

Девять.

Я подхожу к продолжавшему сидеть в седле моему ученику и, припав на одно колено, подставляю ему второе, попутно лишний раз порадовавшись, что он ничегошеньки не знает. Такое лицо не сыграть, во всяком случае Федору, все искренне, от души. Страдает человек, жуть как ему все не нравится, но деваться некуда, приходится покориться. Думаю, если и имелись у Гирея легкие сомнения, то при виде лица Годунова их смело, словно ураганным ветром хлипкую паутину.

Восемь.

Спешились и Фарид-мурза, и Сефер, торопливо докладывая Гирею о результатах. Точнее, тарахтит один нуреддин, с улыбкой указывая рукой на телеги, неспешно продолжающие катить вперед, отделяя всех, включая сопровождавшую нас татарскую сотню, от остальных любопытных, толпящихся поодаль. Пока это просто черта, ибо время превратиться в полукруг еще не пришло.

Семь.

Покатились рулончики, образовывая с двух сторон дорожку, на которую хан уверенно наступает, решительно шагнув навстречу брату своей невесты. Шагнул первым, не обратив внимания, что Годунов не сделал этого. Верный признак, что он ничего не подозревает. Но и шестеро из числа его телохранителей шагнули следом. Плохо, но не страшно. У людей Метелицы наметанный глаз, верная рука, в каждом сапоге по два метательных ножа, а у спецназовцев вдобавок и по два пистолета. На всех хватит и останется.

Я выпрямляюсь и, продолжая бережно придерживать Федора под локоток, подвожу к алой полосе материи, которую метрах в десяти впереди нас продолжают раскатывать телохранители. Молодцы мальчики, работают неспешно, чтоб имелось оправдание их присутствия во время встречи. В точности как на тренировке.

Шесть.

Губы моего ученика чуть шевельнулись, что-то шепнули. Слов я не услышал, но смысл понял. Упрек. Не ошибся я, когда подметил разочарование в его взгляде, устремленном на меня там, в Скородоме. Надеялся он. Хоть и запретил мне что-либо предпринимать, а в глубине души ждал: не послушаюсь я его. Но утешать не время, наоборот. Я виновато вздыхаю в ответ и… отворачиваюсь от него, принимая услужливо протянутую мне одним из спецназовцев нарядную шубу, богато расшитую золотом.

Шуба – страховка. Я сам ее выбрал вчера в кладовых Постельного приказа, чтоб была и достаточно плотной, и в то же время легкой. Легкой, ибо ее изрядно утяжелили – шесть стальных пластин вшито внутрь на уровне груди. Две спереди, две сзади, и две по бокам. Если стрела угодит в любое другое место – можно подзалатать рану, Петровна вместе с Резваной в боевой готовности, а сердце лучше поберечь.

Пять.

Накидываю шубу на Годунова и его плечи опускаются. Не от ее тяжести – от неизбежности всего дальнейшего. Ссутулившись, он обреченно наступает на импровизированную дорожку.

Четыре.

Мы идем по ней, а я продолжаю лихорадочно прокручивать в мозгу свои дальнейшие действия. Сработать надо не просто точно, но угодить именно в десятку, в самый что ни на есть центр, ибо даже девятка станет незачетом. Таковы жесткие условия.

Эх, хорошо бы ханские телохранители чуть приотстали. Пистолеты – замечательно, но охранники идут совсем рядом с Тохтамышем и Сефером, которые нужны мне живыми и невредимыми. Не дай бог у кого-то из спецназовцев собьется прицел, дрогнет рука и в одного из сыновей Кызы угодит шальная пуля. А стрелять надо, ибо эти воины вне всякого сомнения из лучших и реакция у них еще та. Притормозить бы их немного или сдвинуть, и я с легкой улыбкой говорю Годунову:

– А ведь боится тебя Кызы-Гирей. Даже сейчас боится. Смотри, сколько телохранителей возле собрал и ни на шаг не отпускает, – и я, презрительно скривив губы, киваю на них.

– Не утешай, – уныло бросает он в ответ. – Чего уж, ханский верх ныне. Даже тебе и то…

Не договорил, умолк, но во взгляде я вновь подметил упрек и… разочарование.

Эх, нельзя парня ободрить, не поспело время. Ну да ничего, осталось совсем немного. А главное – цели я своей добился. Подметил мою ухмылку Кызы. Подметил, понял и, повернувшись к телохранителям, что-то буркнул им. Те разом отстали. Ненамного, пара метров, но и то хлеб – можно спокойно расстреливать их, не опасаясь попасть в остальных.

Три.

Якобы поправляя чуть сползшую с плеч Годунова шубу, бросаю неприметный взгляд назад. Порядок. Вся дюжина спецназовцев следует в паре шагов позади от нас, не отставая, по шестеро с каждой стороны, и у каждого на вытянутых руках связка мехов. Лица сосредоточенные, чувствуют ответственность момента, но если глядеть со стороны, напрашивается другое: угрюмые, мрачные, следовательно, естественные для такой ситуации. Кому приятно лицезреть предстоящее унижение своего государя.

С правого боку тоже отлично – передние телеги успели добраться почти до ханского шатра. Теперь и он отделен от зевак – не прорвешься. Умело правят спецназовцы, да и выглядят они вместе с пушкарями соответственно – зипунки с шапчонками, лица чумазенькие, сажей с пылью слегка припорошенные, и волосы кой у кого чуть мукой присыпаны для изображения седины, чтоб молодость в глаза не бросалась, самое то.

Два.

Нас с Федором отделяет от встречающих всего десяток саженей и я свободной рукой поправляю шапку – условный знак. Внимание, парни. Полная готовность: аккуратно, как вчера на репетиции, руку плавно вглубь связки, неспешно нащупали рукоять пистолета, обхватили, следом за нею сунули вторую руку…. Жаль, не вижу, как они это делают, но ничего – о качестве можно догадаться по лицам идущих к нам, а они спокойны, значит, все правильно.

Но моя команда касается не одной дюжины спецназовцев. Это сигнал для всех и пушкари приступили к работе, якобы оглаживая уголки сундуков, а на самом деле снимая полукруглые крышечки с уголков и высвобождая спусковые крючки.