Валерий Елманов - Битвы за корону. Три Федора

Ишь, как лихо закрутил. А впрочем, правильно. Надо ж показать свою нужность и необходимость. Заодно и мне мое место указать.

Молчи, щенок! Знай, бейся на кулачках,

О деле ж дай старейшим говорить! [50] А.К. Толстой «Царь Федор Иоаннович».

– Поручи мне, государь. Ей, ей, управлюсь! – горячо заверил боярин, попутно не забыв напомнить и про свои «тяжкие труды» с подсчетом деньги. Дескать, ему тоже несладко пришлось, но ведь не оплошал. И тут не подведет, сумеет заставить Кызы, примучит его, и никуда хан, опасаясь за жизнь своего сына, не денется.

Поддержали его и остальные. Причем, как и на заседаниях месячной давности, вскоре тема про хана и что с ним делать оказалась второстепенной, а на первый план вылезла моя личность. Ох, как мне это знакомо! Отличие лишь в том, что происходило на заседании Боярской думы, а не Малого совета, да и критиковали мягко, доброжелательно, вначале похвалив героизм и отвагу, как мою, так и гвардейцев, после чего следовало «но». Одно худо, сам все норовлю провернуть, не посоветовавшись ни с кем, и при этом зачастую упускаю весьма важное.

Дескать, последнюю затею я хоть и славно учинил, однако уж больно великой опасности подверг государя, под пули со стрелами его подставив. А вот если бы поначалу обговорил свою задумку с ними, глядишь, они бы непременно подсказали что-нибудь более безопасное для Федора Борисовича. Но нет, завел обычай молчком да молчком, ровно один умный, а остальные никуда не годны.

– Да что мы, когда он и государю не счел нужным ничего поведать, – встрял толстяк Иван Иванович Годунов, которого с моей легкой руки теперь за глаза называли не иначе как губошлепом. – Не дело таковское самоуправство учинять, княже, ей-ей не дело.

«И когда успел подслушать наш разговор с Федором?» – мрачно подумал я и вновь невольно покосился на Годунова, продолжавшего внимательно слушать выступающих. Отвлекся он всего раз, в самом начале, когда выступал второй или третий по счету, кажется, Сицкий. Подозвав к себе сидевшего за особым столиком Власьева, он что-то шепнул ему на ухо, после чего дьяк, кивнув, вышел, а Федор снова продолжил внимать боярам. Да мало того, что он молчал, так еще и одобрительно кивал выступающим, явно намекая, чтоб были посмелее.

Признаюсь, стало не по себе. Неужто начинается все по старому, как месяц назад?! Как-то рано. Или Марина успела поработать? Но я же не возражал на ее сегодняшнюю просьбу. Странно.

Меж тем критиканы, подбадриваемые кивками государя, стали понемногу расходиться. Только Сабуров с Нагим вякнули что-то в мою защиту, да Татищев с Салтыковым попробовали напомнить, что нынче обсуждается совершенно иной вопрос. Зато остальные…. Гав-гав, гав-гав. Постепенно заливистый лай поменял тональность. Рык послышался. Троекуров вставил пару слов о том, что если б ему поручили спасение государя, он бы спроворил поимку хана иначе и куда лучше. Эх, какой ловкий. Прямо заяц в крыловской басне: «Да я семь шкур с него спущу и голым в Африку пущу!» Репнин и вовсе высказал подозрения: не было ли у князя в его безумной затее тайного умысла. Ведь не миновать Федору Борисовичу лютой смертушки, ежели бы вседержитель в своей милости не сохранил его.

В это время вернулся Власьев с каким-то листом бумаги, каковой и вручил Годунову. Тот кивнул, принимая его, и углубился в чтение, но ненадолго. Едва воцарилась тишина, как он поднял голову и спокойно спросил:

– Боле нет желающих словцо поведать? Нет? Ну и ладно. Я вот послушал вас и помыслил, что коль вы все про князя Мак-Альпина заговорили, то и мне от вас отставать не след. Тут мне, – он помахал листом в воздухе, – Афанасий Иванович список принес, а в нем указано в каких острожках воевод нехватка. Что, князь, – повернулся он ко мне, – готов ехать в Мангазею?

«Так и есть – сбылись мои догадки», – вздохнул я.

Удивляло одно – слишком быстро. Думал, с месячишко, не меньше, все нормально должно быть, а поди ж ты, и недели не продержался. Впору снова Крылова цитировать. Как там у него?

Когда у нас беда над головой,

То рады мы тому молиться,

Кто вздумает за нас вступиться;

Но только с плеч беда долой,

То избавителю от нас же часто худо… [51] И.А. Крылов «Крестьянин и работник».

Но деваться некуда. Лучше бы, конечно, Кострома, благо, что Мангазею я в своих мечтах приготовил Романову, но ничего не попишешь. Теперь придется самому переделывать слова Гоголя под тамошние красоты. Знаете ли вы полярное сияние? Нет, вы не знаете полярного сияния. Всмотритесь в него. С середины неба….

Ох и распишу, доказывая, что прелести украинской ночи не идут с ним ни в какое сравнение. Аж на сотне листов накатаю, благо, времени все равно девать некуда.

«Ах, да, – спохватился я. – Мне ж спасибо надо сказать… за подарочек».

Легкий поклон и учтивый ответ:

– Как повелишь, государь. Но… дозволь вначале ратные дела урядить. Да и с ханом о союзе договориться надо.

– Быть посему, – кивнул Годунов. – Дозволяю, ибо все нужно, особливо последнее. Опять же и вопрошал я тебя так, к слову. И впрямь негоже всякий раз одного тебя уроками озадачивать, а то эвон, серчает народец, сказывает, и они тож на что-то годны. Посему, – он повернулся к сидящим боярам и продолжил, – туда мы, пожалуй, князя Троекурова отправим. Или нет, его в Нарым. Пущай докажет, что лучше тебя во всем управится, как он тут перед всеми похвалялся. А князь Репнин у нас в иное место поедет. У нас в Сургуте тоже превеликая нужда в умных людях. Теперь про Сибир-городок. В него мы.….

«Браво!» – мысленно аплодировал я ему.

Шестерых он распределил. Все из числа самых говорливых, кто громче и заливистее остальных на меня тявкал. И места-то какие далекие, как минимум за Уралом. Честно говоря, поначалу я думал, что мой ученик так оригинально шутит, решив попугать народ. Но когда присмотрелся к нему, понял, что говорил он на полном серьезе. Напускная невозмутимость под конец слетела с лица, на щеках гневный румянец появился, губы сурово поджаты, а из глаз чуть ли не искры летят от злости. Не иначе как дошло до него, что не всегда достаточно перста указующего – подчас нужен и кулак наказующий.

Наконец дошел черед до Романова. Учитывая, что Мангазея оставалась вакантной, я возликовал, но боярин вовремя схитрил, сработав на упреждение, и сам первым спросил:

– А мне когда повелишь в Тонинское ехать, государь?

– В Тонинское? – удивился Годунов.

– Ну дак я ж сам туда вызвался шерть с хана взять, – напомнил боярин.

Годунов вопросительно посмотрел на меня.

– Нельзя Кызы-Гирея примучивать. Я ему слово дал, что отпущу подобру-поздорову, – пояснил я.

– Эва, – всплеснул руками Федор Никитич. – Да нешто можно от имени государя, допреж не спросимши его, ворогу лютому такое сулить?