Валерий Елманов - Битвы за корону. Три Федора

Получается, слову своему верен, к предательству не склонен. Это хорошо.

Отсидел он в тюряге немало, семь лет, но подкупив тюремщиков, ухитрился бежать к туркам. Вывод: изобретателен, никогда не отчаивается.

К власти хан пришел мирным путем. Умер старший брат и он, по повелению османского султана Мурада III, занял его место. Первым делом Кызы принял меры по примирению бейских родов Мансуров и Ширинов, враждовавших между собой, и произвёл значительное усиление собственной личной гвардии, дабы сделать себя более независимым в отношениях со знатью. Вот это плохо – умен, чертяка.

Родичей не вырезал, а напротив, давал им самые высокие должности, притом с реальной властью. К примеру, младшего брата Фатих-Гирея назначил калгой [40] Калга – второй по значимости после хана. В мирное время управлял восточной частью полуострова, в отсутствие хана или в случае его смерти он исполняет его обязанности, пока тот не вернется или не будет избран новый. На войне в его подчинении находилось все левое крыло крымского войска, а когда хан не отправлялся на войну лично, то калга становился главнокомандующим. Если эту должность занимал брат сын или племянник хана, то есть из рода Гиреев, добавлялась приставка: калга-султан. , а это первый после хана человек. Значит, нет в Кызы излишней жестокости. Хорошо.

Да и позже, когда Фатих, оставшийся замещать Кызы, получил султанский фирман о назначении ханом, последний не стал воевать с братом. Уникальный случай, но он уговорил Фатиха предоставить решение их спора… шариатскому суду. Да, да, кто из братьев Гиреев сядет на трон, решал главный крымский муфтий, отдавший предпочтение Кызы. Правда, спустя год терпение хана иссякло и поднявший очередной мятеж Фатих был казнен вместе со всеми его сыновьями. Вырезал он и племянников, примкнувших к заговорщику. Теперь должность калги занимал старший сын хана Тохтамыш, а нуреддином [41] Нуреддин являлся следующим по значимости после калги, был управляющим западной части полуострова, председателем в малых и местных судах, командовал в походах меньшими корпусами правого крыла. – это третий человек в ханстве, назначен младший брат Тохтамыша Сефер. Вывод: умеет человек ответить адекватно, не слюнтяй, да и дважды на одни грабли не наступает, делая должные выводы из своих ошибок.

Полководец он хороший, не раз выручал турков в венгерских походах, за что высоко ценился в Стамбуле. Это тоже плохо. Выходит, оплошностей, недочетов и ошибок, которыми можно попытаться воспользоваться, ждать от него нет смысла. Следовательно, стоять под Москвой будет недолго и сроки с выкупом установит жесткие.

Ну и главное – его взаимоотношения с Русью…

– Мы до поры до времени с ним в ладу жили, мирно. Разок лишь единый, как раз в то лето, когда Дмитрий в Угличе на нож набрушился. То есть не набрушился, а….

– Понятно, – отмахнулся я, помогая вконец запутавшемуся дьяку. – Давай дальше.

Власьев благодарно кивнул и продолжил:

– Вот в ту пору хан и налетел. Но Борис Федорович готов к тому был и встретил дорогого гостя как подобает. Да и сам Кызы мигом уразумел, что добычи ему на Руси не видать – самому бы ноги унести. Унести-то унес, но досталось ему крепко. И людей его изрядно побили, и самого в руку ранило. Гнали тогда татаровьев ажно до Тулы. На следующий год он сам не пошел – родичей прислал. Много тогда разорили басурмане и полон богатый взяли. Но с тех пор у нас с ними замирье. Ногайцы – да, те в набеги на наши земли как ходили, так и ходят, с Азова тож, а из Крыма – ни разу.

– Хорошенькое замирье, – проворчал я. – Чего ж он на Москву налетел?

– Полон ему нужен, – пожал плечами Власьев. – Без русских рабов татарину худо.

– Полон всегда нужен, а по твоим словам он четырнадцать лет набегов на Русь не устраивал, – возразил я. – Получается, что-то еще добавилось, помимо полона.

– Добавилось, – сокрушенно вздохнул дьяк. – Борис Федорович мир-то с крымчаками высоко ценил, потому поминки знатные слал, не менее десяти тыщ рублев. И это токмо самому хану, а ежели прочих счесть, то всего поболе двух десятков.

– Ничего себе, – присвистнул я. – А прочим зачем? Что они решают?

– А как иначе? – развел руками Власьев. – Доброхоты наши. Бей Сулешов давно к Москве тяготеет и на совете ихнем, кой Диваном прозывается, завсегда словцо за нас молвит. Не задарма, конечно. Опять же Кутлу-Султан, старшая сестрица ханская. И она к нам радеет.

– А что, женщины в ханстве имеют право голоса? – удивился я, ибо представлял себе татарское государство жестким патриархатом.

– Смотря какие, – пожал плечами дьяк. – Кутлу-Султан не просто сестрица. Она у царя татарского ана-беим. Это ежели с татарского языка перетолмачить, мать-госпожа. Титла у них такая. Она и в Диване сидит, да повыше всех прочих, окромя калги. Опять же муж ее Хаджи-бей из Ширинов, а род сей один из самых знатных у татар. Ништо, мир, он того стоит. Да и не кажный год Борис Федорович поминки отправлял, чай, не дань. Зато когда слал, не скупился. А вот Дмитрий Иванович худыми дарами отделался, да притом одному хану. И беев знатных изобидел, и сынов ханских не почтил, и ана-беим ничего из бабского не передал. А в грамотке отписал, что боле того послать нечего.

– Ну он и…, – возмутился я, но продолжать не стал, сдержался, хотя очень хотелось сказать нечто душевное в адрес покойного.

В самом деле, это ж додуматься надо! Именно там, где нужно проявить щедрость, он пожадничал. Не иначе как на наряды и драгоценности Мнишковне деньжат не хватило, вот и зажал серебрецо. А впрочем, он же хотел воевать с Крымом. Но все равно неправильно. Куда лучше усыпить ханскую бдительность, чтоб тот до самого последнего момента ничего не заподозрил.

– Опять же, как мне мыслится, сведал Кызы, что государь наш рати на него собирает, вот и порешил упредить, – продолжал дьяк.

– Но нынче-то у власти иной царь. Тогда почему хан не передумал?

– Доподлинно не ведаю, – замялся Власьев, предположив: – Сдается мне, судя по тому, как хан нынче на Русь шел, его еще и Жигмонд ляшский подзуживал. Мол, никто опомнится не успеет, как ты подле Москвы окажешься. Как знать, может, король для того и воевать с Русью затеялся, чтоб полки наши на время на себя оттянуть.

– Но тогда хан должен был выступить гораздо раньше.

– Э-э, нет, – возразил Афанасий Иванович. – Правильно Жигмунд сроки считал. Ежели бы все по-прежнему было, как в прошлые лета, так оно и вышло бы. Покамест до Москвы весть дошла бы о Ходкевиче, кой Юрьев осадил, да береговые рати с южных рубежей развернулись, да на север бы дошли, да повоевали хоть чуток – вот тебе и лето. А ты королю и хану весь счет спутал. Никто не ожидал, что ты столь скоро с ляхами управишься, да еще без береговых ратей.