Олег Касаткин - Корона и Венец [СИ]

Георгий же лишний раз поразился, насколько тесен мир. Старшего лейтенанта Евгения Михайловича Голикова но знал давно — почти с детства — бывший офицер гвардейского морского экипажа был вхож ко двору и лично отец его выделял. И по заслугам! Молодым мичманом — только из корпуса Голиков дрался с турками на Дунае, водил минные катера на османские мониторы. В 1880 году добровольно вызвался участвовать в туркменском походе в котором российские моряки доказали что и в азиатских пустынях не сплошают. За штурм Геок-Тепе он получил орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом — для мичмана награда немалая! После этого Голиков и попал в гвардейский экипаж, а в 1883 году был на коронации Александра III в Москве, по приглашению царствующей семьи а потом неоднократно сопровождал царя в плаваниях. Именно тогда Евгений Михайлович достаточно близко познакомился с Георгием… Интеллигентный, грамотный и умный офицер, заработавший ордена в настоящем деле пришелся сильно по душе покойному императору Александру III.

Отец как то даже говорил что лучшего наставника в морской практике для великого князя не отыскать пожалуй… Однако в 1885 году он неожиданно перевелся на Черноморский флот старшим офицером на канонерскую лодку «Уралец».

Поговаривал виной тому не желание настоящей службы как написал он в рапорте а какая — то любовная история — мол — он тайно посватался к некоей знатной молодой вдове в которую безумно влюбился — и та с насмешкой отвергла чувства небогатого офицера в невысоком чине.

Но почему то служба на новом месте не пошла…

За минувшие пять лет он переменил четыре корабля должность старшего офицера транспорта «Псезуапе», то капитана шхуны «Гонец», и наконец — старшим офицером на почти уже не боеспособный броненосец береговой обороны «Новгород» — последнюю оставшуюся «поповку».

А ведь незаурядныйна самом деле человек — создатель и командор яхт-клуба в Николаеве.

Жаль — маловат ценз — а то быть бы господину Голикову командиром «Чесмы» — ну да капитанский мостик броненосца, а там глядишь, и адмиральские эполеты от него не уйдут. Помимо «Георгия Победоносца» (однако обязывает) строятся еще броненосцы, «Двенадцать апостолов» в сентябре будет спущен на воду. Вот его Голиков и получит.

Так — размышляя о том, о сем Георгий и сопровождающие его поднялись на верхнюю палубу.

Погромыхивали инструменты, топотали матросские башмаки, и унтер распекал матроса.

— Я ж тебе что говор-рил — шельма! — рычал он. Я тебе чего приказывал — мошеннику такому? И дальше завернул что-то совсем непонятное — с рында-буленем, и бом-брамстеньгой, завязанных в разные морские узлы и упомянул еще родственников бедолаги — в сочетании с крокодилами, слонами и верблюдами а также какой-то «гадюкой семибатюшной»…

Георгий и Чихачев многозначительно переглянулись… А Кауфман с некоторой завистью подумал, что в гвардейской конной артиллерии так ругаться не умеют..

И вдруг эту размеренную суету взорвал крик вахтенного.

— Человек за бортом!

Ваше императорское высочество — может быть вам следует вернуться в каюту? Тут достаточно свежо, а вы не совсем здоровы… — чуть поклонившись, обратилась к Ксении Ольга.

Гулявшая по палубе великая княжна с неудовольствием на нее воззрилась.

— Мадемуазель Ольга — вы не могли бы мне не докучать — раз уж матушка приставила вас ко мне — зачем то…. Займитесь уж каким-нибудь делом — а не изображайте из себя гувернантку!

Ольга мысленно пожала плечами — Ксения Александровна явно была не в духе.

— Меня послали сюда вместе с прочими фрейлинами, ибо я фрейлина вашей матушки — как вы знаете… — тем не менее кротко указала баронесса. Камер — фрейлина — зачем-то уточнила Ольга пару секунд спустя…

— Вовсе нет госпожа фон Месс, — резко обернувшись к ней сообщила Ксения, скорчив злую гримаску. Вы взяты во фрейлины не для того чтобы служить — мне или матушке… Вы — брошенная мужем дама… Ксения запнулась — сомнительной нравственности. И вы не фрейлина моей мамы — вы любовница моего брата!

На какой то момент лицо Ольги отразило глубокое изумление — в то время как в душе возникло мысль что дерзкой и неумной девчонке не помешала бы розга — как любила говорить Амалия Фюнф — воспитательница в ревельском пансионе для девочек.

«Какойе фоспитаний мошет быть бес росга?!»

— Ваше высочество, Ксения Александровна…начала она… Дело в том…

Конечно же при дворе и в свете не были секретом ее обязанности в Охотничьем домике — но вместе с тем этот вопрос был из тех какие не обсуждаются вслух.

— Дело в том что это правда! — Ксения даже топнула ножкой. Правда-правда, правда!

— Ваше высочество, — склонив голову, повторила Ольга. Я и в самом деле фрейлина вашей матушки — она потеребила бант… словно в подтверждении… — со стороны она сейчас напоминала жулика которого полицмейстер поймал на дебаркадере с поддельным паспортом.

— И обязанность моя — как и всякого верноподданного — служить августейшей семье и государю… Вы возможно…

— Вы верное дело и служите — но не всей Семье а лишь моему брату — царю — в постели, — как… как пошлая женщина! — выкрикнула Ксения.

Сейчас с ее личика ушло все очарование юности, и особо стала заметна легкая скособоченность ее фигуры.

(Как помнила Ольга разговоры медиков — девочка так и не оправилась от удара рухнувших вагонных конструкций — и неведомо оправится ли…)

— Ваше высочество — эта тема вряд ли пристала для разговора юной особе из знатной фамилии… — тем не менее со всей возможной вежливостью произнесла она.

— Что с того?! Если это так и это правда!

— Сударыня, — подавив вдруг странную злобу, произнесла Ольга. Как бы то ни было — я должна выполнять свой долг верноподданной — чего бы это от меня не потребовало. Можете думать и даже говорит что угодно — но я всего лишь служу августейшей семьи…

— Так-так! — воскликнула Ксения, но я тоже принадлежу к царствующей семье — не так ли?

И стало быть и мои приказания вы должны выполнять?

— Насколько они не противоречат приказам старших членов Фамилии — кивнула Ольга.

На личике Ксении возникла злая и одновременно торжествующая улыбка.

Баронесса инстинктом почуяла — что великая княжна задумала какую то пакость — и предчувствие ее не обмануло.

— В таком случае — повелеваю вам как нашей верной подданной… достать мою шляпку — уж точно это не противоречит августейшей воле маменьки и брата! — и прежде чем Ольга сообразила что к чему — роскошная французская шляпка («Двести рублей в магазине Альшванга!» — машинально подумала фрейлина), — развевая лентами полетела в воду.