Александр Михайловский - «Гроза» против «Барбароссы»

После инструктажа сопровождающий, который привез Катукова с дачи президента, передал его местному особисту, который отвел Михаила Ефимовича в отдельную комнату под названием «курилка». Там его уже ожидали трое молодых парней в таких же танковых комбинезонах, как на полковнике.

– Знакомьтесь, товарищ Катуков, – сказал особист, – это наш лучший экипаж. Старшина Кирьянов – командир танка, младший сержант Матвеев – наводчик, рядовой Бакрадзе – механик-водитель. Все трое – контрактники, по-вашему, сверхсрочники. Можете быть с ними вполне откровенным, товарищи прошли специальный отбор и признаны годными для работы с представителями СССР. Оставляю вас на их попечение. Они вам покажут самый настоящий Мир танков.

– Тащ полковник, – спросил старшина, когда особист вышел, – а вы тот самый Катуков, который Михаил Ефимович?

– Да, тот самый, другого нет, – ничего не понимая, ответил полковник. – А что, это имеет какое-то значение?

– Для меня имеет, – ответил старшина, – прадед у меня, тащ полковник, с вашей Первой гвардейской танковой армией пол-Европы прошел, от Москвы до Праги. Так что нам с вами сам Бог велел…

– Так ты что, старшина, и в Бога веришь? – удивленно спросил Катуков.

– На войне атеистов нет, – ответил старшина и загадочно добавил: – Не так важно, веришь ли ты в Бога, как то – верит ли Он сам в тебя. Идемте, тащ полковник, покажу вам в деле воплощенный в металл ужас панцерваффе…

– Выражайтесь яснее, старшина, – уже выйдя на улицу, раздраженно сказал Катуков, – что такое панцерваффе и что за ужас?

– Панцерваффе – род войск в вермахте, по-немецки дословно «бронированное оружие», – пояснил старшина Кирьянов, – курируются лично Гитлером и являются его любимой погремушкой. А их ужас… да вот он, тащ полковник, перед вами.

Они вошли в танковый парк. Ворота боксов были раскрыты. Внутри, урча дизелями на холостом ходу, стояли танки. Нет, не так – ТАНКИ! Катуков подумал, что будь он немецким танкистом, то он действительно бы испугался этой бугристой, как у доисторического ящера брони, этой приплюснутой башни и широких гусениц, что придавало машине вид присевшего, изготовившегося к прыжку хищника. А самым главным была длинноствольная пушка, считай что корабельного калибра.

Судя по всему, эта зверюга была создана для того, чтобы бороться с себе подобными, и танки сороковых годов двадцатого века для нее были только на один зубок.

Катуков положил руку на остро скошенный лобовой лист и ощутил мелкую дрожь работающего на холостых оборотах двигателя. В воздухе пахло разогретым маслом и сладковатым соляровым угаром. Рядовой Бакрадзе поднялся на броню, сдвинул в сторону люк механика-водителя в центре корпуса и скользнул на свое место. Газанув пару раз для пробы, он вывел танк из наполненного сизым соляровым угаром бокса на площадку перед воротами.

– Значит так, тащ полковник, – обратился к Катукову старшина, – сейчас вы садитесь на мое командирское место, и Сережа потихоньку отвезет нас на исходную. Там ребята сделают вам вывозной и покажут мастер-класс.

– А вы, старшина? – неожиданно хрипло спросил Михаил Ефимыч.

– Для четырех человек внутри места нет, – ответил старшина Кирьянов, – поэтому до исходной я буду на броне, а потом Сережа начнет исполнять свое родео. Так что я лучше пешком постою. Да вы не бойтесь, тащ полковник, вам ничего делать не придется. Сидите и смотрите. Ребята выучили это упражнение, как таблицу умножения. Когда вернетесь, будете знать, о чем спрашивать. Ну что, по коням?

– По коням, товарищ старшина, – ответил Катуков и полез на броню. Ему вдруг захотелось объездить эту тихо урчащую громадину и понять, так ли уж она хороша, как кажется с первого взгляда.

Внутри танк был, мягко выражаясь, тесноват. Все свободное место в боевом отделении занимал казенник пушки, автомат заряжания и прицел. Михаил Ефимович чувствовал себя селедкой, которую не очень гуманно засунули в бочку, почему-то забыв залить рассолом. Еще разница видимого внешнего и ощутимого внутреннего объемов башни говорила о толщине брони, и эта толщина доставляла полковнику Катукову особое удовольствие. Этот танк был по-настоящему толстокожим. Еще Михаила Ефимыча заинтересовал неожиданно плавный ход тяжелой машины.

– Сергей, – окликнул он мехвода, – какая тут подвеска?

– Торсионная, тащ полковник, – ответил механик-водитель.

– А скажи, почему ты – Бакрадзе, и вдруг Сергей? – неожиданно спросил Катуков. – Да и на грузина ты не очень похож.

– Кхе! – ответил механик-водитель. – Да мы в Москву еще считайте при Иване Грозном приехали. Так что у меня только фамилия грузинская…

– Сережа у нас москвич в …дцатом поколении, – добавил наводчик, – и очень этим гордится.

– Да ладно вам, ребята… – проговорил мехвод и добавил: – Стоп! Исходная! – Танк, дернувшись, остановился. – Провожающих просим покинуть поезд.

Старшина Кирьянов склонился к уху полковника Катукова:

– Тащ полковник, сейчас вы за командира танка, так вам будет интересней. Ваша задача обнаружить цель и дать целеуказание наводчику. Ну, ребята, счастливо!

Михаил Ефимович не столько услышал, сколько шестым чувством почувствовал, что старшина спрыгнул с брони на землю. Потом дизель взревел всеми своими восемьюстами сорока лошадками, танк рванулся вперед, и полковник Катуков почувствовал, что он летит… По сторонам мелькали заснеженные елки, впереди моталась раздолбанная, присыпанная снежком колея танкодрома. Вот танк взметнулся на эскарп, и полковнику Катукову захотелось закричать: «Мама!» – томительные десять секунд свободного полета.

Немного отдышавшись, он подумал, что если эти танки будут вот как степные тушканчики прыгать по полю боя, то противнику еще понадобится время, чтобы привыкнуть к этому мельтешению. А весит такой «тушканчик», ни много ни мало, сорок тонн. И при этом прыгает как колесно-гусеничный БТ.

Но вот лес кончился и впереди открылось чуть всхолмленное мишенное поле. Ухватив в окулярах командирского перископа размытый силуэт, полковник скомандовал:

– Танк противника, лево двадцать.

– Вижу! – подтвердил наводчик, и ствол башни быстро пополз в указанном направлении. Михаил Ефимович ожидал, что сейчас последует команда «Короткая», танк остановится, наводчик прицелится и выстрелит. Но вместо этого ствол пушки, смотрящей на цель как привязанный, вдруг окутался облаком дыма. Танк дернулся, и по ушам ударил выстрел. А секунды через четыре мишень разлетелась облаком обломков. Переведя дух, полковник начал лихорадочно искать новую цель для пушки, а в голове билась только одна мысль: «Четыре тысячи таких танков пройдут Европу, как раскаленный нож сквозь кусок масла!»