Алексей Миронов - Коловрат. Знамение

– Наслышан, – проговорил Кондрат, изучавший кузнеца, который, судя по всему, авторитетов не признавал, оттого и подался по молодости лет в разбойники, если верить молве, – есть у меня к тебе разговор, кузнец.

– Говорил твой холоп вчера, что ты заявишься, – подтвердил Васька, – да только дел у меня невпроворот. Это я ему и вчера сказал. Я хоть и не боярин, а время мое дорогого стоит. Заплатишь золотом, буду говорить. А нет – прощай.

– А может, тебе хребет сломать за такие речи? – не выдержал дерзости Захар, готовый обернуться к охранникам и дать нужный знак. Охранники, молчаливыми глыбами маячившие за спинами Евпатия, были почти вдвое мощнее кузнеца. Каждый из них, на первый взгляд, мог плевком перешибить этого мужичонку. Но тот их отчего-то совсем не боялся. То ли глуп был, то ли действительно ловок и хитер. От внимательного боярина не ускользнул цепкий взгляд кузнеца, который уже давно срисовал и оценил всех пятерых бугаев. Да и молодых подмастерьев, стоявших чуть позади кузнеца, сбрасывать со счетов тоже не стоило. Кондрат отчего-то решил, что эти парни тоже драться неплохо обучены, только не показывают свое умение до времени. Все эти наблюдения еще больше убедили Кондрата, что он пришел по адресу.

– Поговорим. В кузне. С глазу на глаз. Если я в тебе не ошибся, то заплачу.

И слез с коня на траву. На лице дерзкого кузнеца возникло удивление. Видно, он привык к другому исходу таких переговоров.

– Ну, заходи, коль не шутишь, – отступил в сторону Васька.

Кондрат, к неудовольствию верного приказчика, сделал знак Захару и остальным молодцам оставаться в седлах, а сам вошел внутрь один, без охраны. Кузнец, вместе с двумя подмастерьями, последовал за ним. Здесь было жарко, как и следовало быть в кузнице. У огня лежала раскаленная заготовка для топора, рядом еще одна. По замшелым бревенчатым стенам были развешаны щиты, мечи, луки и копья. В углу насыпана целая гора подков. На лежанке вдоль стены ворох тряпья, похоже, служивший кузнецу постелью.

– Подмастерьев своих прогони пока, – спокойно, без нажима в голосе, сказал Кондрат, разворачиваясь спиной к огню.

Кузнец удивился еще сильнее. Бояре обычно себя вели иначе. Поэтому он не стал спорить и жестом удалил всех подмастерьев из кузни. Двое вышли и замерли у входа на почтительном расстоянии. Третий неожиданно возник из темного угла, как привидение в лохмотьях, и, прокравшись мимо боярина, молча присоединился к остальным.

Оставшись, наконец, один на один с этим странным кузнецом, Кондрат перешел к делу.

– Ты знаешь, кто я?

– Знаю, – разочарованно кивнул Васька, – боярин Евпатий.

– А что со мной приключилось, слыхал?

– Слыхал, что медведь тебя порвал. Думал, уже отпели тебя.

– Многие так думали, – кивнул Кондрат, не торопясь осматривая кузницу, – только выжил я.

Умолк боярин. Помедлил немного, вперив взгляд в кузнеца, словно хотел прощупать его своим взглядом, узнать все тайные мысли и понять, можно ли ему доверять. Наконец, вновь заговорил:

– Кузнецы мои рассказывают, что ты удалым бойцом был когда-то. С караванами купеческими за моря ходил. А еще раньше с разбойниками знался. Правда ли это?

– У всякого своя правда, – ушел от прямого ответа Васька, в глазах которого Кондрат читал непонимание и даже недоверие. Не уразумел еще кузнец, зачем пришел к нему этот странный боярин и завел туманные разговоры. Но и боярин таких странных кузнецов еще не видел.

– Так был ты бойцом или нет? – первым не выдержал Кондрат.

– Был, – не стал на этот раз юлить и ерничать Васька, зло сверкнув глазами, – караваны византийские грабил с товарищами моими, в атаманах ходил, много добычи взял. Да истлело уж всё. Прогулял. За мою голову тамошние богачи бочонок золота давали. А мне все нипочем. Не люблю я купцов. Да и золото не люблю. Мне другое надобно. Теперь вон кузню открыл. Ну, услыхал, что хотел?

Он вдруг умолк, словно сказал лишнего, но этого Кондрату хватило. Боярин сумел-таки разговорить «кузнеца».

– Так что, если ты судить меня пришел, боярин, – усмехнулся Васька, – по каким старым делам, то – забудь. Я один всех твоих молодцов на ремни порежу, а тебе глаза выколю, только дернись. Хоть и не богатырь с виду. А парни мои добьют, кого скажу. Они у меня шустрые, не смотри, что малые с виду. А потом ищи-свищи меня по лесу. Я как ветер. Раз и нет меня.

– Не судить я пришел тебя, – объявил Евпатий, – а учиться.

– Учиться? – переспросил Васька Волк, удивлению которого не было предела. – В кузнецы что ль решил податься? Забудь. Не боярское это дело.

– С тех пор как медведь на меня напал, я почитай месяц в беспамятстве пролежал, – начал излагать Кондратий свою легенду, – сны странные видел. А как очнулся, да силы стали возвращаться, вдруг понял, что на мечах биться разучился. Позабыл почти всё, хотя ранее первейшим бойцом был. Князя спас, а сам теперь потерялся.

Боярин шагнул вперед, приблизившись к ошарашенному кузнецу.

– Мне без такого умения никак.

Тот стоял не шелохнувшись, скрестив жилистые руки на груди, а на лице его было какое-то потерянное выражение. С недоверием смотрели холодные глаза кузнеца на боярина.

– Так ты ко мне, бывшему атаману разбойников, боярин княжеский битве на мечах приехал учиться? – ухмыльнулся Васька. – Забавно.

– Может, и так, – согласился Кондрат, которому сейчас совсем не хотелось улыбаться, – только мне не забавно. Скоро в деле ратном себя показать надо будет, а я клинком взмахнуть могу, да и только. А биться как следует – нет. Времени у меня мало. Поможешь – озолочу. Но только дело это между нами остается. Молчать будешь до конца дней своих, иначе сам удавлю, и лес тебя не спасет. Отыщу. Сил у меня хватит, знаешь.

– Так ты в такую глушь от позора забрался? – вдруг расхохотался бывший атаман. – Чтоб дружки твои, бояре, до поры не сведали. Теперь понятно, чего так тянул.

Кузнец подошел к огню и пошевелил заготовку, засунув ее в угли поглубже.

– Ну что же, – кивнул он, – горю твоему помочь можно, боярин. Только время на тебя потрачу свое, а у меня заказ висит. Купцу Рекину обещал топоров наделать. А я обычно сроки держу. Так что сейчас дашь кошель с золотом, а спустя седмицу еще столько же.

– А хватит седмицы-то? – усомнился Кондрат.

– Если ты бойцом был, да голова прохудилась – руки вспомнят, – рассудил бывший атаман, сжав и разжав кулак, а затем поднимая вверх раскрытую ладонь, – они все помнят. А если за этот срок не вспомнят, то и вспоминать нечего. Навсегда таким останешься. Видел я бойцов, память потерявших. Это – к бабке не ходи.

Замолк вдруг бывший атаман, будто припомнил что-то.

– Только с тобой больно странно вышло, – произнес Васька Волк, словно заподозрив подвох и бросив быстрый взгляд на боярина, – память обычно от тяжкого удара теряют. А тебя медведь лишь немного порвал да бросил… голову вовсе не трогал. И говоришь ты как-то… Может, не медведь это был вовсе, а, боярин? Или ты мне сказки рассказываешь?