Константин Калбазов - Фаворит. Сотник [Litres]

– Здравствуй, ладушка, – тут же засветился, как ясно солнышко, тот и, извернувшись, поцеловал ее правую руку.

– Гонец прибыл. Мне письма от братца и тетушки доставил.

– Знаю. Мне вот тоже от Николая Дмитриевича послание пришло.

Вот так. Не государь, не царь, а по имени-отчеству. А потому что пока Трубецкой на княжеском столе в Пскове, Николай ему не государь. Ведь князь псковский номинально является правителем вольной земли, ни перед кем не кланяющейся.

Лиза быстро затараторила, перечисляя все новости, что почерпнула из писем брата и тетки. Разве что «забыла» упомянуть о приписке, сделанной великой княгиней де Вержи.

– А тебе Николай о чем пишет?

– Да так. Ничего особенного. Интересуется нашим с тобой житьем. Ладно ли у нас, не обижаю ли я тебя. Ну и грозится, что я еще попомню, коль скоро решу обидеть его любимую сестру. Спрашивает, как ты ладишь с псковичами. Хорошо ли они приняли великую княгиню.

– И все?

– В принципе да. Разве что еще просит отправить обратно в Москву десяток измайловцев. Возникла в них какая-то надобность.

– Как так? Братец заверил меня, что десяток при мне будет. Опять же, Егор, командир десятка, он ведь муж Анюты, а я ее прочу в кормилицы. Негоже семью разлучать.

– Так пускай с мужем в Москву и возвращается. Нешто мы кормилицу не найдем? – удивился Трубецкой.

– Дите наше кому ни попадя я не доверю, – решительно рубанула княгиня. – И стрельцы эти. Они, между прочим, жизнь мне спасли. И я более никому иному не доверюсь.

– Но Николай Дмитриевич…

– Ванечка, ну я прошу тебя. Тебе легко, ты муж зрелый и сильный. Мне же на чужбине страшно. А как представлю, что тебя нет… А тут тетушкины стрельцы, и сразу на душе покойней.

– Ладушка, я все понимаю, но ведь приказ…

– Приказ князю вольного Пскова? – вздернула брови Лиза. – Хочешь сказать, что братец именно так написал?

– Нет. Я неправильно выразился. Он-то просит. Но я ведь московский боярин…

– Гляди при посторонних не брякни, – фыркнула молодая женщина. – Ты князь вольного Пскова. И потом. В жалованной грамоте, братом писанной, указано, что десяток стрельцов будет справлять при мне службу столько, сколько я сочту нужным, получая жалованье из московской казны.

– И что я должен ему ответить?

– Что женушка твоя трусиха несусветная, и ей без бравых стрельцов страшно, – пожала плечами княгиня.

– Угу. Порассказали мне, как ты четырьмя выстрелами троих лихих свалила.

– То я со страху.

– Х-ха! Мне таких трусих с сотню – и никаких полков не надо, любого ворога под корень изведу.

– Так что ты решил? – прижимаясь к спине мужа и положив подбородок на плечо, вкрадчивым голоском поинтересовалась Лиза.

– Да делай как знаешь. В конце концов, действительно, десяток в твое подчинение передан. Тебе и с братом разбираться.

– Спасибо, милый. На обед тебя ждать иль опять куда-то ускачешь?

– Пообедаю. А потом поеду глянуть, как там идет строительство городской стены.

– Я тебя жду, – игриво проворковала Лиза и поплыла к двери.

Н-да. Разобрались, нечего сказать. Всю дорогу Иван, как и де Вержи, надеялся на то, что все образуется и к их прибытию в столицу надобность в аресте уже отпадет. Не тут-то было. Отправленный к Ирине Васильевне гонец вернулся с отрицательным ответом. Карпова снова заковали в цепи, а парней взяли под караул.

Часов шесть назад, когда только начало темнеть, они въехали в Москву и прямиком проследовали в городской острог. Пусть парней и не заковывали в цепи, но и по домам не распустили. Посадили под замок в одном с ним подземелье. То есть сыром, холодном и вонючем. Вот такая благодарность за службу ратную и верную. А ведь успели послужить, чего уж там.

Н-да, сырое подземелье – это еще мягко сказано. Вонь гниющей соломы и плоти, сдобренная смрадом человеческих испражнений. В кромешной тьме, на ощупь, Ивану едва удалось найти более или менее сухой уголок, да и то стены оставались сырыми и мерзкими, покрытыми плесенью, также вносящей свой вклад в общее амбре. Все же в подземелье дворца Хованских было не в пример суше, чем в застенках царского острога.

Ни его самого, ни парней еще не допрашивали. Однако ничего хорошего от будущего Иван уже не ждал. Клял себя последними словами за то, что не бежал в пути. Возможностей для этого было более чем достаточно. Но…

Все надеялся на лучший исход. К тому же и обвинить его не в чем, и сама великая княгиня вступилась, пойдя с пояснениями к племяннику. Подумаешь, Николай сразу не стал ее слушать. Выслушал бы после. Благо время есть. Пока отряд доберется до Керчи, пока вернется обратно. Эвон уже и февраль месяц. Да только бесполезно.

Ну что же, коль скоро так, то остается одно. Напасть на охранников и если не вырваться, то хотя бы вынудить их убить его. На дыбу не хотелось категорически. А не случится сбежать от пыток таким путем, тогда петля. Оно, конечно, самоубийство – грех смертный. Ну да одним больше, одним меньше. Сомнительно, чтобы мучения в пыточной зачлись ему как искупление. Опять же, сломают его, и оговорит он невинных. А это тоже грех. Словом, куда ни кинь, всюду клин.

Сначала послышались отдаленные шаги. Потом проявилось светлое пятно зарешеченного дверного окошка, которое становилось все более ярким. Судя по шагам, по коридору шел один. Вот он остановился напротив камеры Ивана, содержавшегося в одиночестве.

Надсмотрщик? Стражник? Плевать. Это шанс. Если только…

Есть! Лязгнул засов, и дверь подалась наружу. Не мешкая ни мгновения, Иван толкнул ее плечом, вкладывая в это всю силу и массу своего тела…

Хэк! Надсмотрщика? Стражника? Без разницы. Главное, что бесчувственное тело отлетело в сторону, выронив слюдяной фонарь со свечой. Хорошо хоть не разбился и огонь не погас. Иван подхватил его и посветил в поисках ключей. К воле ведут несколько дверей, и все они заперты. Он-то слесарь неплохой, вот только не взломщик ни разу.

Нужно будет найти помещение с инструментом, чтобы сбить оковы. Правда, как это сделать в одиночку, пока не представлял. Ну да, снявши голову, по волосам не плачут.

– Что за ч-черт, – растерянно прошептал Иван, рассматривая лежащего без чувств.

Судя по одежде, это был все же стражник. Однако Иван никак не ожидал увидеть в этой роли рыжеволосого здоровяка Бориса. На секундочку – сотрудника его службы безопасности и по совместительству боевого холопа. В смысле его, Ивана, бойца.

Кузьма провернул тайную операцию? А с чего бы ему так-то рисковать? Перед отбытием в поход Иван представил Овечкина всем работникам мастерской и объяснил, что тот будет заниматься вопросами безопасности и охраны. На время своего отсутствия переподчинил его бате и отправился на войну.

Вот так и вышло, что Кузьма занимается вопросами безопасности не только в Москве, но и в Карповке. Этот тщедушный мужичок оказался настоящим пауком, раскинувшим свои ловчие сети как на сами предприятия Карповых, так и вокруг них. Сын Овечкина по-настоящему сдружился с младшим братом Ивана, Митей.