Максим Макеев - Вольные стрелки

- Пыток нет, говоришь? - Ладимир почесал бороду, ну точно копия нашего деда!

- Нет. Сейчас малость оклемается вояка ваш, допросим под запись, потом суд будет.

- Пустите к папке-е-е! - подросток забарабанил опять по щиту.

- Это сын его? Свиданка только после начала следствия, когда он себя вести будет нормально, а то буянит постоянно. Тебя как зовут?

- Держислаа-а-ав! Пустите к папке-е-е! - подросток не унимался, его мужики оттянули, стоит, всхлипывает.

- Ваши Законы нам не ведомы, - начал Ладимир, - и если и нарушили их, то по незнанию. Святослав сюда нас привел, многие опасности отвел от людей, отпустите под слово мое.

- Незнание закона не освобождает от ответственности! - я многозначительно поднял палец вверх, - Да и знали вы их, Законы наши, я вам свод целый дал.

- Этот, что ли? - Ладимир вынул из-за пазуху Конституцию, вот сюрприз, - написано-то не по словенски, как прочесть-то?

Да он еще и грамотный! Ну что ж, споемся, значит.

- Учиться надо лучше, а коль не можете прочесть - так спросить. Что, сложно было подойти, поинтересоваться, что тут написано?

- Святослав запретил, - Ладимир почесал бороду, - чтобы спросить значит...

- Ну и сам дурак, - вставил Толик.

- Помолчал бы уж, на взрослых-то обзываться, - Буревой отвесил ему подзатыльник, - или может тебя к нему в камеру, да сам все скажешь ему в лицо?

- Извините, не хотел, - Толик понял, что увлекся.

- Так. Суд будет после того, как сможем допросить подозреваемого. Тогда и дочку твою отпустим. С этим порешили? Вижу, что всем все ясно. Свидания с папой, - я кивнул в сторону плачущего Держислава, - после того, как сможем начать следствие. Суд, ввиду пикантности рассматриваемого дела, будет закрытый, только свидетели, адвокат, прокурор, судья.

- Негоже без нашего участия людей наших... - Ладимир идею суда принял, начал торговаться!

- По вашему участию вопрос. Вы как кто участвовать будете? Вы вообще кто сейчас такие?

Вопрос поставил народ в тупик. Начались перешептывания. Что ответить при такой постановке вопроса, раб божий, обшитый кожей?

- Да! А с нами что будет? - народ перешел к более насущному вопросу.

- А с вами, я Святославу говорил, или идите дальше, или под наши Законы. Беспорядка не потерпим.

- Дальше не пойдем, сгинем, скорее всего, - Ладимир продолжил торг, - и законы ваши неясны...

- Тогда формируем рабочую группу, ну, от вас кто-нибудь... один, и от нас. Разъясним Законы, дальше думайте сами.

- А кормить будут? - опять крик из толпы.

- Кормить - пока нет, как решение примете - тогда подумаем, - я жестом показал, что пора закругляться.

- Я пойду. Я старший, мне и думать. От вас кто будет? - Ладимир выдвинулся вперед.

- Я буду, растолкую, по-свойски. Чай, все словене, - Буревой забросил винтовку за плечо, на высказывание про словен люди одобрительно зашумели.

- Тогда Буревой, ищите место вне крепости, там все Ладимиру расскажешь. У вас совсем с едой туго?

- Дней семь протянем точно. Дальше на кору перейдем, - Ладимир был откровенен, скрывать, по сути, нашим беженцам было уже нечего.

- Тогда вот и срок вам, неделя на все про все. Да и Святослав может сотрудничать начнет...

Неделя была та еще. Буревой с Ладимиром сначала сидели у стены, потом завязали главбеженцу глаза, да в бане их разместили. По обычаю, пропарили Ладимира, чтобы болезней избежать, да принарядили. Теперь по утру его приводили с завязанными глазами в баню, в предбаннике велось обсуждение Законов, включая новые о крепостных. Девушку ему показали, тот рассказал беженцам что с ней все в порядке, народ в лагере успокоился. Сложнее было со Святославом. Он никак не шел на контакт. Громил камеру, нары, орал и выл, тряс клетку, бросался едой. Откуда только силы берутся! Я каждое утро приходил, капал ему на мозги. Спокойным, ровным голосом рассказывал о его судьбе, и где он прокололся:

- Ты сам в том виноват. Я предупреждал - ты не верил. Теперь вот под Уголовный кодекс угодил. Суд над тобой будет. Срок дадут, будешь сидеть. Люди твои без тебя все решат. Ты на рожон полез. Могли бы договориться. Теперь Ладимир главный, он переговоры ведет. А тебе пока только камера эта светит, да и то, если на контакт пойдешь.

Пленник опять орал, ругался, метался по камере. Мы начали прессовать его вдвоем с Власом, он вместо писаря был. Одни и те же вопросы, день за днем, в одном и том же порядке:

- С какой целью умыкнул девушку у родителей? По какому праву? Зачем применял силу? Знал ли о том, что на блуд девицу толкаешь? Как намеревался осуществлять угрозы? Кто еще участвовав в привлечении к блуду несовершеннолетней? С какой целью... - и так пять дней.

На шестой день пленный вымотался, сидел только в углу и под монотонный голос Власа, зачитывающего вопросы, зыркал злобно на нас. К концу шестого дня, когда уже уходить собирались, голос из темноты клетки спросил:

- Что с сыном моим? Что с людьми моими? - все, сломали мужика, пошел процесс.

- С сыном твоим все в порядке, люди тоже целы и невредимы. Не будешь буянить - сына приведу.

Больше пленный ничего не сказал.

На утро попросил Ладимира взять с собой Держислава, тому тоже глаза завязали, отмыли в бане, устроили свиданку. Пацан при виде папки, грязного, да еще и сопровождаемого не самым приятным ароматом, бросился к клетке:

- Папка! Папка!

- Сыночек! Кровиночка моя! Последняя надежа, - Святослав пытался грязной рукой погладить через решетку сынишку, который стоял на коленях перед решеткой. Я вышел на улицу.

Настроение было препоганнейшее. Сильного, волевого мужика, ломали через колено, да еще и при помощи его собственного сына. Руки тряслись, захотелось курить, чего со мной уже давно не было. Так и стоял возле водокачки, пока Влас не вывел заплаканного парнишку. Отвели его вместе в предбанник, сдали Ладимиру. Я опять вышел на улицу, на мороз. Какой я все-таки тут сволочью стал!

Сзади неслышно подошел Влас:

- Дядь Сереж, ты так не переживай. Он одет, обут, в тепле, Ладимир еды всем выторговал у Буревоя, еще три дня взял на изучение. Мелкого, он, правда, почти как я возрастом, покормили, отмыли. Ничего страшного...

- Да тяжко, Влас, тяжко. Гнидой последней себя чувствую...

- А девке той каково было бы, если бы не мы, а кто другой тут был? - в голосе Власа почувствовалась сталь, как тогда, когда он данов оглушенных дорезал, - Порченная - это навсегда, не исправить уже. Этот отсидит, если поймет все, выпустим, с сыном жить будет. А девке, если бы у него получилось, только в прорубь. Правильно мы все сделали, по-другому никак. Теперь и у этих просвет будет, которые в бомжатнике. А Святослав - пусть отдохнет, да подумает. Не кручинься...

Я посмотрел на младшего пасынка с уважением. Блин, пацану тринадцать лет, мне под сорок, я ему это говорить должен, а не он мне! Все правильно, тут по-другому никак, не поймут. А поломаем мужика - так если мужик цельный, так срастется, не беда. Унижений никаких тут нет, только Закон. Закон, будь он не ладен, да упрямство его. От того, что сейчас происходит, убытков никому не будет, да и крови меж нами нет, помиримся, не страшно. Я облегченно вздохнул, потрепал Власа по волосам: