В Бирюк - Понаехальцы

– Я рад. Но каждый человек будет нанят или нет — сам.

– Нет. Мы — одна семья.

– На Стрелке есть семья. Моя. Мой народ. Или вы войдёте в мою семью. Каждый — сам. Или… Двум семьям не ужиться в одной избушке.

Эта тема висит надо мной «дамокловым мечом». Почему и придумал «этногенез перемешиванием». Почему старательно «рассыпаю» любые общины, общности, которые приходят ко мне.

Вот пример: у Сигурда — полсотни очень хороших бойцов. У меня — чуть больше. Если они обживутся во Всеволжске и решат меня сковырнуть… Внезапно, выбрав подходящий момент…

Я могу поставить вышки на сотни вёрст. Которые донесут весть о приближении вражеского отряда. Но у меня нет надёжных средств, которые заблаговременно предупредили бы меня о переходе вот такой группы — в состояние «враг». Внешний враг куда менее опасен, чем враг внутренний. Организованный, спаянный, профессиональный.

Как я понимаю, Боголюбский поэтому же требовал «россыпи» отряда нурманов. Кипчаки, служащие ему, связаны с ним кровным родством. Нанимать же чужаков «стаей» можно только на короткое время и на конкретную работу.

– Нам нужно три месяца. Чтобы Самборина… э… княгиня… э… отдохнула. Потом мы уйдём к её отцу в Гданьск.

– Сигурд, не надо меня обманывать. Полгода. Чтобы она родила. Я знаю. Подумай чуть дальше. Ты не потащишь её с новорожденным младенцем в дорогу сразу. Дорога — длинна и тяжела. Не надо обманывать себя и меня — вы не уйдёте до весны.

– Фаен! Дорлиг. (Чёрт! Плохо) Очен-но. Я думал… Вернуть её к её отцу. С сыном. Княжичем, рюриковичем. Ценное приобретение для Собеслава. Внук. Думал наняться к нему. Стать важным человеком. При дворе князя кашубов. Нужно время и место. Чтобы переждать.

Умный мужик. О другом естественном варианте, об основании «своего дома» на моих или соседних землях — даже не говорит. Пусти его, и через полгода у него будет свой городок.

«Порядок» он наведёт. Даже какой-нибудь местный «Гостомысл» не сильно нужен.

Будет «володеть и княжить». С моей номинальной властью или без — мелкие подробности.

«Нет ли водицы напиться? А то так кушать хочется, что и переночевать негде» — старинная солдатская присказка.

Об этом — ни слова.

Вот если бы я попросил помощи, предложил решить мои проблемы его воинами. Своих воров погонять, чужих пощупать… Торг — «анти-шахматы»: кто начинает — проигрывает.

Извини Сигурд — «гостомыслить» я не буду. Я лучше — просто малость по-мыслю.

Сигурд смотрел в одну точку, погружённый в свои мысли. «Ласточка» сменила галс, гик стакселя пошёл с одной стороны судна на другую. Я успел среагировать на предупредительный крик нашего двух-вихрового матроса, Сигурд пропустил возглас, получил по лицу этим бревном и улетел за борт. Только тапочки мелькнули!

Про свою «реакцию хамелеона», но не языком — я уже…

Успел-таки — поймал собеседника за пятку. Как, блин, того Ахиллеса в Стиксе прополаскивали!

Подскочили парни, вытащили.

Мы сидели на носу, остальные были на корме или в середине судна. Разговора нашего никто не слышал, и нурманы решили, что это я его… Схватились за оружие. Салман с Суханом — аналогично.

Вы себе представляете мечный бой на корпусе этой скорлупки?! Все бы искупались. И не все бы выжили. Но Сигурд успел отплеваться и заорать:

– Ней! Стопп! Свордс — и слирен! (Мечи — в ножны!)

Ему помогли раздеться. Как я и предполагал — двойная кольчуга и кольчужные чулки в сапогах. Предусмотрительный мужик: на свидание со «Зверем Лютым» — только в полном железном презервативе. Типа: а вдруг?

Хорошая защита. Но всё тело в шрамах. Право на крепкий доспех он выслужил.

Сигурд перехватил мой взгляд, хмыкнул, натянул чистую сухую рубаху из наших запасов.

– Вот я… голый перед тобой. Воевода Иван. Ты видел мои раны, ты слышал мои мысли. Подскажи — что мне делать?

Открылся мужик. Не от близости промелькнувшей рядом смерти. Не от заботы о своей женщине. Не от потрясения моей лодочкой.

От непонятности будущего.

«Самое тяжёлое в жизни — бремя выбора».

Терпи Сигурд. Дальше — ещё тяжелее.

– Я принимаю всех. Это — условие существования Всеволжска. Каждый начинает с начала. Как новорожденный. Без волос, одежд, имущества… Только — жизнь. Присягает. Я смотрю — чего человек хочет. Чего он может. И даю ему службу. Два года работы на город. То, там, так, как я велю. Потом человек принимает вторую присягу, становится гражданином, получает дом и землю. Или ещё чего хочет. Это — каждому. Это то, что я могу обещать тебе. И тем из твоих людей, кто примет мои условия. Остальные… Вон — бог, вон — порог. Мы — вольные люди.

– Что ты дашь моим людям?

– «Твоим» — ничего. Только — «своим». Станут «моими» — могут жить у меня. Нет — … порог вон. Люди, пришедшие с тобой… А кто они, Сигурд?

Только теперь мы заговорили о конкретных вещах. В караване в Балахну пришло около полутора сотен мужчин и женщин. Меньшинство составляли собственно нурманы. Тридцать восемь человек, не считая Сигурда и двух калек-скальдов.

Ещё: дружинные отроки. Полоцкие люди Володши. Примкнувшие тверские. Из чересчур «плотно сотрудничавших» с покойным. Несколько мариек и удмурток из захваченных в бряхимовском походе. Прочий полон, а он у нурманов был немалый — распродали в Твери и Ярославле ещё при возвращении. Бродяга из Мологи. Служанки княгини. Включая парочку ещё из Гданьска.

– У меня не два языка — я сказал: приму всех. Кто согласен на мои условия. Имение твоё, княгини, людей — сдать в казну. Всё. «Ни крестика, ни нитки, ни волосины». Необходимое — получите от меня, естественное — отрастёт само.

Не представляю, как Сигурд сможет убедить нурманов сбрить их бороды и косицы. И обреет княгиню…

Факеншит! Что я буду делать, если он согласится?!

– Люди будут служить… копать канавы, валять дерева… под моими командирами. За еду. Корм, кров, снасть, работа — мои. Гнобить специально никого не буду. Но… За неисполнение приказа, за всякие… несуразности и безобразия — по общим правилам. Без льгот и привилегий. Самборине и её сыну… сыновьям, коли бог даст второго — никакого ущерба.

«Ласточка» уже возвращалась к пристани, на берегу нас ждали.

– Ты… ты хочешь ограбить нас. Отобрать всё. Не дав ничего взамен. Добровольно стать нищими, твоими рабами. Это невозможно.

– «Нищими», «рабами»… Странно. Ты способен увидеть новое. Вот ты понял, что лодка моя — из небывальщины. А подумать, что у меня не только вещи, но и правила — не такие, непривычные — понять не можешь? Ты не станешь моим рабом. Не потому, что не хочешь — не сможешь. У меня нет рабов, Сигурд. И даже ради тебя я не буду вводить во Всеволжске рабство. У меня нет нищих. Есть бедные, есть голодные. Каждый день по три раза — у меня полно голодных. Перед завтраком, обедом и ужином. Потом они голодными быть перестают. «Отобрать всё»… У каждого человека есть два главных сокровища: жизнь и свобода. Они остаются у вас. Но ты-то говоришь не о них.