Геннадий Марченко - Мне снова 15…

– «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…» – затянул я своим хрипловатым тенорком очередной потенциальный хит.

Выслушав песню до конца, Блантер надолго задумался. Чтобы облегчить его муки, я предложил кандидатуру Эдиты Пьехи, которая на самом деле была одной из первых исполнительниц произведения. Хотя народ больше помнил Анну Герман, да и мне её вариант импонировал, если честно. Но пока Герман и в Польше была мало кому известна, а Пьеха уже на слуху.

«Нежность» мы решили предложить популярной в это время Лидии Клемент, которая через несколько лет, если мне не изменяла память, умрет вроде бы от меланобластомы. Надо будет, кстати, предупредить её, как и Бернеса, чтобы следила за своим здоровьем. Но это если удастся сойтись с певицей поближе.

Песню «Шумят хлеба» зарезервировали за Хилем, и то пришлось Блантера уговаривать. Хиль пока ещё не вышел на эстраду, блистал с классическим репертуаром, Матвей Исаакович даже как-то побывал на концерте, где выступал мой протеже. Но всё же моя настойчивость принесла свои плоды, Блантер пообещал найти координаты певца и связаться с ним.

– «Чёрный кот» можно предложить Тамаре Миансаровой, – сказал я, закончив аккомпанировать себе после очередной песни.

– Хм, ну а что, весёлая песенка, проскальзывает что-то джазовое, – задумчиво кивнул Блантер. – Думаю, и Тамаре придётся по вкусу, она девушка, как бы сказать, заводная.

– А вот «Ноктюрн» неплохо бы услышать в исполнении Муслима Магомаева.

– Магомаева? Что-то не слышал о таком.

– Талантливый молодой певец из Азербайджана. Сейчас он, если я ничего не путаю, солирует в Ансамбле песни и пляски Бакинского военного округа. Можно постараться его вытащить оттуда, всё равно рано или поздно окажется в Москве, это я вам обещаю.

Также Магомаеву я предложил подкинуть и реально свои вещи – «Птица» и «Женщина моей мечты». Блантер пожал плечами, мол, он не против.

Напоследок я приберёг композицию «С чего начинается Родина» из фильма «Щит и меч». В прошлый раз забыл предложить её Марку Наумовичу, который исполнял её и в моём прошлом. Блантер не возражал, поклялся сегодня же отзвониться Бернесу, на том и порешили.

На распределение песен у нас ушло несколько часов. Дай бог, всё сложится, и вещи обретут выбранных нами исполнителей. В любом случае кто-то будет их петь, в этом я не сомневался. Но абы кто меня лично не совсем устраивал, хотелось, чтобы всё сложилось так, как мы с Блантером задумали.

– Кстати, Егор, вы не надумали забирать документы из железнодорожного и поступать в музучилище? – спросил Матвей Исаакович. – Я ведь уже созвонился с директором Академического музыкального училища при Московской консерватории, и Лариса Леонидовна мечтает познакомиться с таким уникумом, как вы.

– Завтра же тогда заберу, – обнадёжил я Блантера.

– Это хорошо, завтра она должна быть на месте. Её фамилия Артынова. Лариса Леонидовна Артынова, её недавно назначили директором, но мы с ней знакомы не первый год. Скажете, что от меня. Где находится училище знаете?

– Знаю, в Мерзляковском переулке.

– Ну и отлично, тогда удачи вам, молодой человек!

Я чувствовал себя обязанным Матвею Исааковичу за его участие в моей судьбе начинающего композитора и поэта-песенника, вот только не знал, как отблагодарить коллегу. Коньяком тут не отделаешься, да и нет у меня пока денег на него. Подарить ему песню, чтобы он выдал её за свою? Сомневаюсь, что Блантер пойдёт на это, да у меня и язык не повернётся предложить такое. Ладно, что-нибудь придумаем, наверняка ещё представится случай отплатить добром за добро.

На следующий день с утра я забрал документы из железнодорожного училища и отправился в Мерзляковский переулок. Артынова действительно была на месте, напоила меня чаем, после чего попросила исполнить на рояле по нотам «Январь. У камелька» Чайковского из цикла «Времена года». С этим заданием я справился, затем мне предложили исполнить что-нибудь своё, и я, решив похулиганить, сыграл увертюру Дашкевича к фильму о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне. Артынова малость прифигела и отправила меня с документами в секретариат, порадовав известием, что отныне я студент первого курса Академического музыкального училища при Московской консерватории.

А ровно в три часа дня я уже стучался в дверь павильона в парке Горького, из-за которой уже раздавались звуки гитар и барабанов. Ребята из «Апогея» репетировали как раз мою вещь – Hard Day’s Night. Ну не мою, каюсь, устал уже оправдываться сам перед собой. В конце концов, если судьба меня забросила в прошлое, то могу я с этого поиметь какие-то плюшки?! Можно, конечно, свои два честно сочиненных хита продвигать по мере сил, но разве удержишься от соблазна позаимствовать кое-что из ещё не написанного никем репертуара? То-то и оно… Так что к чёрту моральные терзания, вперёд, Егор Мальцев, к светлому будущему!

Дверь мне открыли не сразу, мой стук услышали только в очередную музыкальную паузу.

– О, привет, Егор, всё-таки пришёл, – протянул мне руку Иннокентий. – А мы как раз твою песню репетируем. Милости прошу к нашему шалашу.

А ничего так, нормальный павильончик. Снаружи он казался неказистым, а внутри довольно прилично обустроен. Даже диван имелся вроде даже с обивкой из натуральной кожи и не такой уж облезлый.

– Я с улицы слышал вашу игру. Неплохо получается, честно. Только надо бы поработать над многоголосием. Если есть время, можно отшлифовать этот момент. А потом я покажу вам ещё кое-что из, скажем так, неопубликованного.

– У нас времени хоть до завтрашнего утра, – усмехнулся Миха, закуривая сигарету, несмотря на прилепленный к стене плакат с изображением окурка, от которого разгорается пожар.

Где-то час ушёл на оттачивание деталей в этой песне. Голоса у ребят были не самые плохие, мне практически удалось достичь желаемого результата, хотя с оригиналом, как известно, ничто не сравнится. Понравилось, что музыканты, в том числе и Миха, в этот момент не оспаривали мою позицию лидера. Я-то в бытность свою руководителем группы «Саквояж» привык управлять творческими и не только процессами, вот сейчас всё это из меня в какой-то мере и повылезало.

Мы и впрямь засиделись допоздна. Прогнали Can’t Buy Me Love, Back In The U.S.S.R. и Venus, доведя уровень исполнения до вполне приемлемого, после чего перешли к новым вещам.

Я предложил спеть The House of the Rising Sun, предупредив, что это народная американская песня, рассказывающая о тяжкой доле парней из трущоб Нового Орлеана, то есть мы тут ещё и малость накатим на буржуев.

Сорри, Рой, за похищение твоей жемчужины под названием Oh, Pretty Woman. Сорри, Пол и Артур, за Mrs. Robinson. И ты прости, Крис, за Stumblin’ In и Living Next Door to Alice. Любопытно, что голос басиста Жоры очень напоминал голос исполнителя Oh, Pretty Woman, а уж когда он исполнил горлом фирменный звук Орбисона, словно полоскал гланды содо-солевым раствором, тут я едва ему не рукоплескал.