Игорь Шилов - Попутчик, москвич и водитель

И чего это с ним случилось? За каких то две недели человек так поменял своё отношение ко мне и к моим друзьям, с родственниками.

— Значит говоришь, старик дядя твой? — заинтересованно спросил местный глава, не дождавшись от меня ответа.

— Да. Единственный, кто остался в живых, из близких родственников — со вздохом ответил я.

— Ну хорошо, что хотя бы кто то остался. Бывает люди совсем одни остаются. Да небось ты это и сам знаешь. Про бабскую общину слышал? Вот где горе, все мужики разом сгинули.

— Слышал. Твоя правда, им не позавидуешь.

Мы замолчали, но вскоре моему собеседнику надоело стоять рядом со мной без дела, и он снова спросил:

— А это у тебя, что такое? Нашли чего то? Или вещи старика волочёте?

— Да всего понемногу — коротко ответил я.

— На продажу, ничего нет? — спросил коллекционер артефактов, глядя мне прямо в глаза.

— Да имеется кое что, но давай об этом позже поговорим — решил я немного подержать его на крючке.

— Конечно, как будешь готов приходи. Для таких дел я всегда свободен.

— Договорились. Но, скорее всего, это уже завтра будет, сегодня у меня не получится. Так тебя устроит?

— Конечно — с готовностью ждать сколько надо, ответил Ден.

Затем мужчина пожал мою, уставшую за день, руку и пошёл разбираться с более насущными делами, которых у него в это время суток, впрочем, как и всегда, навалом.

А вот мне идти совсем никуда не хотелось, я бы так и сидел прямо здесь, до самой ночи. Со мной так всегда бывает, если присяду в конце пути, не дойдя до контрольной точки какие то жалкие метры, то встаю для дальнейшей ходьбы, обычно, с большим трудом.

Просидев на месте минут двадцать, с надеждой посмотрел в сторону стихийно образованного медпункта. Может хотя бы одного из моих друзей осмотрели и он уже готов идти дальше, вместе со мной. Но нет, Степану ещё только начали, чем то обмазывать голову и делали это так медленно, и основательно, что ждать его я могу здесь действительно до самой ночи, а за Драпа так и вовсе ещё никто не принимался. Вздохнул тяжело, опёрся на правую руку и кряхтя, словно старик Сильвио, после тяжёлой работы, поднялся на ноги. Сколько тут осталось до знакомого навеса? Метров пятьсот, четыреста? Не много, такое расстояние, как нибудь пройду в одиночестве.

Машущего руками Сильвио Ивановича заметил из далека. Мне его, без сомнения, было приятно видеть после долгой разлуки, но именно вот в это мгновение от деда хотелось не простого человеческого тепла, а заурядной физической помощи, о которой мой добрый, старший товарищ, даже и не помышлял.

— Ты бы лучше вышел на встречу и помог, чем руками махать — тихо прошептал я себе под нос, еле волоча ноги и волокушу.

Старик, приветствуя меня, одновременно с этим возился у костра, на котором уже чего то жарилось.

— Узнал, что вернулись и сразу подумал, наверняка голодные, как волки в холодную погоду. Проходи давай, чего трёшься у входа со своей поклажей. Брось её, скоро есть будем. Пока твоих друзей Виолетка лечит, успеешь подкрепиться. Не удивляйся, уже всё про вас знаю. И про то, что подранили, и то, что дядю своего нашёл наконец то, и даже о том, что поубивали кучу народа — рассказал мне хозяин подрумянившегося на костре зайца, свежие общинские сплетни.

— Откуда? — спросил я, без приглашения затягивая своё имущество под хлипкую крышу навеса.

— Да не тащи ты её сюда, оставь во дворе. Чего с ней тут сделается? — возмутился старик моей самостоятельности, оставив вопрос без ответа.

— Вещи там у меня, дорогие — поведал я ему, о своих находках.

— Ну и что, у нас тут не в лесу! Воровать некому!

— Пускай там лежат, мне так спокойнее будет — не переставая освобождать место для волокуши, настоял я на своём.

— Ну, как знаешь. Ночью самим же спать тесно будет. Забыл, как втроём здесь обтирались, а ты с собой ещё одного приволок. Чего, как дрова будем валяться, в притирку друг к другу?

— Ничего, две ночи потерпим, послезавтра в город уйдём. Как нибудь разместимся. Скажи лучше, кто это тебе успел про меня всё выложить? Я же вроде только одному Дену нашу историю рассказал.

— Он самый и принёс эту весть. А ещё просил, чтобы я вас тут встретил, как следует и предложил задержаться подольше. Не знаешь, чего это у него к тебе такая любовь разыгралась?

— Догадываюсь, чего. Но про это, потом расскажу. А ты мне лучше вот, что скажи, сыр наш, тот, который перед уходом я получил от Дена, ещё не весь слопал?

— Сколько было, ровно столько и осталось. А зачем он тебе?

— Ты, Сильвио Иванович, не мог бы его, прямо сейчас, на молоко обменять. Мне это мясо, вот уже где стоит. Хочется чего нибудь диетического — чиркнув себя ладонью по горлу, попросил я деда.

Сидя у не яркого пламени ночного костра я внимательно всматривался в лица людей, составивших мне компанию в этот вечер, и понимал, что дороже их, на этом свете, у меня уже никого не осталось. Один из них стал мне другом во время перемещения в эту новую для нас с ним реальность, второй сделал для меня больше многих других моих товарищей из прошлой жизни, а третий, третий так быстро нашёл общий язык с двумя другими, что мне, да и им, наверное, кажется, будто знаем мы его уже тысячу лет.

— А что Сильвио Иванович — спросил Степан, человека почти равного ему по возрасту, но очень молодого по году рождения, — не выпить ли нам всем, за знакомство?

— Я не возражаю — ответил дед и взглянул на меня, — но у нас сейчас нет ничего. Виноград только созревать начинает.

— А у нас имеется — обрадовал его дядя Стёпа и тоже посмотрел в мою сторону. — Как считаешь Влад, можем мы себе позволить грамм по пятьдесят?

Я внимательно оглядел его свежую, аккуратно наложенную повязку, бросил взгляд на полу лежачего Драпа и только после этого ответил:

— Мы с Сильвио точно можем, а по поводу вас у меня большие сомнения. У тебя с головой и так не всё в порядке, а чего там у этого с кишками делается, одному дьяволу известно.

— Да ладно, можно подумать это тебе шестьдесят с хвостом, а не мне. Хватит брюзжать. Один раз живём. Ну подумаешь умру я на год раньше или на год позже, что из этого? — чему то улыбаясь, сказал Степан.

— Ну ты то ладно — возмутился Сильвио, такому заявлению нового знакомого и кивнув в сторону Драпа, сочувственно сказал: — А этот то, ещё и не жил совсем. Ему то точно пить не стоит, раз Влад так рекомендует.

— Я и сам ничего пить не буду. Не уважаю это дело. А вы, как хотите — ответственно заявил трезвенник, пострадавший в последнем походе больше всех.

— Ну и отлично. У самого больного самоотвод, а я, если ты за меня так волнуешься, могу и расписку написать. Так что давай Владик не скупердяйничай, доставай банку — попросил меня дядя Стёпа.

Самогон на местного старика подействовал ещё быстрее, чем давешний коньяк. Он стал с такой скоростью менять темы разговоров, что уже через пол часа мне стало ясно, их нить для меня утеряна безвозвратно и пора двигать под навес, куда ещё раньше отправился Драп, отказавшийся участвовать в застолье со спиртным.