Юрий Рудис - Хроники Порубежья

Иван же вернулся к костру только под утро, чуть позже измочаленной молодежи. Девушки, чувствуя, что завет Волоха выполнен и перевыполнен, сила его попала по назначению, и донорская миссия окончена, спали мертвым сном. А Саня и Митька, пребывая в некотором ошеломлении от внезапно разверзшейся пред ними сексуальной бездны, тихо переговаривались, лежа подле своих подруг.

— А ты откуда, Иваныч? — спросил Митька, когда Иван, с черным пальто всё так же элегантно перекинутым через руку, подошел к костру.

— Он с оборотнем любился, — пробурчал Нечай сквозь сон.

— Древний славянин шутит, — сказал Иван, присаживаясь. — Гулял. Дышал свежим воздухом. Любовался окрестным пейзажем. В шерсти где-то вывалялся весь, — добавил он, рассматривая свое одеяние в неверном свете костра.

Утро выдалось дождливое, поэтому вышли в путь не мешкая. Теперь они шагали даже не по тропе а по настоящей, хоть и малоезженой дороге, с колеёю, заросшей травой. Этот первый за несколько дней признак хоть какой-то цивилизации одновременно и радовал и пугал. Впрочем страх и радость распределены были неравномерно. Саня и Митька со своими подругами, ещё не вполне отойдя от ночных утех, шли осенённые крыльями Амура, смотря на мир сквозь, как говорится, розовые очки, залитые слезами счастья. Ермощенко же, который к подарком судьбы давно привык относиться спокойно, был суров и сдержан. Ему было очевидно то, что для молодых его спутников ещё было где-то за семью горами. Он видел, что щенячий восторг, полностью овладевший юношами, на их подруг распространяется в гораздо меньшей степени.

Щедро расточаемые Митькой и Саней знаки внимания, все эти вольные слова и игривые прикосновения, по сути своей призванные закрепить право собственности, обретённое этой ночью, принимались Верой и Дашей как бы из вежливости. Поэтому неискушенному наблюдателю девушки могли показаться несколько заторможенными, но они просто находились в состоянии глубокой задумчивости. Как водится, то, что для мужчин был апофеозом и вершиной блаженства, для женщин было лишь исходной точкой путешествия настолько долгого и тернистого, что следовало хорошенько подумать, а стоит ли оно, вообще, того, чтобы в него пускаться.

Весь этот житейский расклад натуральный кузнец видел как на ладони, и будь время не столь жестоким, постарался бы извлечь из ситуации максимум удовольствия. Он обожал наблюдать назидательные сценки, особенно такие, в финале которых явственно маячила румяная увесистая мораль. Но теперь было не до того. Теперь следовало быть начеку. И чтобы не отвлекаться зрелищем чужого безумия, он старался не оглядываться, и рад был бы заткнуть уши, чтоб не слышать бессмысленного любовного щебета, но не мог себе этого позволить.

Оставалось надеяться, что Нечай не утратил бдительность, и в случае чего на него можно будет положиться. Впрочем, насчёт молчаливого и невозмутимого Нечая трудно было предполагать что-то определённое. Поэтому Иван время от времени предпринимал попытки вернуть своих товарищей на грешную землю и принимался объяснять, что они идут по практически оккупированной территории, и следовательно, двигаться надлежит в походном порядке, с разведкой впереди и дозорами на флангах. Неизвестно, где он набрался этой премудрости, но всё одно его разумные речи оставались гласом вопиющего в пустыни. Казалось, что ничто не может вывести счастливых любовников из транса.

Бог знает, сколько бы это продолжалось, но вдруг Нечай, шедший рядом с Ермощенко в авангарде, поднял руку, призывая к молчанию, лег на дорогу и прижал ухо к земле. Заинтригованный Иван, который всегда хотел быть в курсе последних новостей, немедленно последовал его примеру.

— Чего это с ними? — удивилась Вера, в сотый раз отцепляя от себя пальцы нескромного поклонника. Будь Саня не столь оглушён упавшей как снег на голову страстью, его возможно насторожила бы та готовность, с которой девушка воспользовалась первым же поводом, что бы отвлечься на посторонний предмет, но он только переспросил, в сотый раз протягивая руки куда не надо. — С ними? — его рассеянный взор скользнул по верхушкам деревьев затем спустился пониже и наконец сфокусировался на лежащих ничком Ермощенко и Нечае. — А, эти, — он улыбнулся с той долей механической нежности, которую сильно влюблённые люди уделяют от своих щедрот окружающей среде. — Так они, наверно, намаз творят.

Иван злобно взглянул на Саню, но промолчал, а Митька легко угадал. — Это они мать сыру землю слушают. Не раздастся ли где конский топ да змеиный шип. Былины надо читать, Саня. А ещё историк. Что слышно, Иваныч?

Натуральный кузнец медленно встал на ноги и принялся насвистывать. Однако, Даша взглянув на его лицо, вдруг ощутила в груди холодок.

— Идут.

— Да, — подтвердил Нечай, поднимаясь. — Скоро тут будут. Много их. Быстро идут. В лес надо бежать, может успеем.

— Чего успеем-то? — удивился Митька. — В кустах спрячемся, пропустим мимо себя, да и всё.

Глупость этих слов стала очевидна уже к полудню. Степняки шли облавой, прочёсывая лес далеко по обе стороны дороги. В труднопроходимых местах конных воинов сменяли пешие. Эти казались страшней всего. Строго говоря, воинов в полном смысле этого слова было среди них немного, много если один из пяти. Остальные, худые, грязные, некоторые в ошейниках, вооруженные часто одними ножами, походили скорее на обозную прислугу. Но эта рвань с муравьиным усердием обшаривала каждую кочку и каждую щель.

Всё скопище катилось по лесу с пугающей быстротой и спрятаться от него не было никакой возможности. Оставалось только бежать и бежать.

И они бежали. Впереди Нечай, в серёдке Саня с барышнями, а в арьергарде, как самые крепкие, Митька с натуральным кузнецом. Вряд ли они были единственными попавшими под раздачу в этот злосчастный день. Время от времени кто-то, невидимый за деревьями, шарахался в сторону, а один раз из под самых ног Нечая с воплем выскочил здоровенный парень в лохмотьях. Кажется, он совершенно обезумел от ужаса, потому что, метнувшись вправо влево, побежал прямо на загонщиков. Было слышно, как те закричали, заулюлюкали, и крик несчастного, сорвавшись на визг, прервался.

— Не дай мне Бог сойти с ума, — отозвалось в мозгу, и Саня удивился тому, что в такую минуту способен вспоминать стихи, раньше он за собой такой способности не знал. Хотя и минуты, подобные этой, раньше на его долю, пожалуй, не выпадали.

— Бежим, бежим, — словно угадав его мысли, подивился Ермощенко. — А ещё жив, и даже не очень запыхался. Что значит, хорошая экология.

— Не могу больше, — Даша села на землю. — Дальше без меня.

— Дашка, не дури, — Вера схватив подругу за плечи, принялась поднимать её, а та слабо отбрыкивалась, всякий раз сползая вниз, стоило Вере ослабить хватку. — Да помогите же кто-нибудь.