Александр Калмыков - Спасатель. Злой город.

Протоиерей же тем временем внимательно смотрел на лицо жалобщика, как на открытую книгу, читая все его мысли, и вдруг слегка усмехнулся. Улыбка, мелькнувшая лишь на мгновение, как отблеск солнца на кинжале, тут же исчезла, но Титу, успевшему заметить довольство священника, стало не по себе.

— Идем, Тит, — уже обычным будничным голосом произнес Григорий, и сутяжник послушно отправился составлять обвинительное заключение.

Церковный суд — это серьезная угроза, но текущие заботы он не отменял. Мне еще нужно разместить царевну в её покоях, глянуть, хорошо ли перевязали раненых, поглазеть на груду добычи, перекусить, спросить, куда повели пленных, проверить дозоры на стенах, распорядиться, чтобы трофейный табун, доставшийся на нашу долю, отогнали за реку. Не успел я переделать и половину из перечисленного, как посыльный пригласил меня срочно подойти к княжьим исповедникам. Отец Григорий ждал меня вместе с отцом Симеоном в своих покоях. Вид у них был умиротворенный и счастливый, как будто ничего не произошло. Грек вообще прямо-таки светился от радости и даже в волнении заговорил на своем родном языке:

— Гавша, я все устроил. Все стороны останутся довольны, обвинения будут сняты, а послезавтра состоится церемония крещения. Можно и завтра, но нам нужно павших отпевать, так что немного повременим.

Что-то подозрительно все просто получилось. Не могли же они так быстро перевоспитать такого беспринципного человека.

— Хм, отче, — начал я тоже по-гречески, — это каким же образом вы решили проблему?

— Устроим божий суд, — расплылся в довольной улыбке византиец. — Как только ты победишь Цвеня, то все убедятся в бездоказательности обвинений, и никаких претензий никто больше не выдвинет.

От такой новости я нервно сглотнул. Как же, все устроилось. Соперник же раза в два тяжелее меня! Правда, даже перед лицом опасности во мне заговорил исследователь, донельзя обрадованный, ведь видеть судебные поединки еще никому из ученых не приходилось. Просто замечательно, что мне, как и былинному Шурику, удастся не только посмотреть древний красивый обычай, но и поучаствовать в нем. Однако, если полученные знания умрут вместе со мной, то для науки сей эксперимент окажется бесполезным.

— Скажи, отче, а уже определили, каким оружием будем драться?

— Я выбрал булаву, — подал голос городецкий священник отец Симеон и смиренно пояснил, что не желает пролития крови от руки товарища.

Ох, плохо мое дело. Лучше бы выбрали клинковое или древковое оружие, для владения которым важны быстрота и умение. Тогда бы у меня появились неплохие шансы, а для фехтования булавой нужна сила. Но, увы, щуплые спасатели выдающейся силой не отличаются, спасибо экономистам нашей службы, отбраковывающим самых тяжелых кандидатов.

Самое обидное, что и возразить-то против таких гуманных соображений нечего. Как же, «без пролития крови». Они бы еще сжечь меня предложили, как инквизиторы.

— Простите, святые отцы, но что, если противник меня одолеет? — высказал я свои сомнения.

— Ерунда, — отмахнулся тезка. — На священном поединке неправый победить не может. Нет, конечно, какого-нибудь Егорку я бы против такого бойца не выставил и попросил замену. Но ты-то ярый в бою. Только представь, как сейчас трепещет душа Тита, знающего, что ему предстоит схватиться с витязем, голыми руками раскидывающим врагов и первым ворвавшимся в агарянский стан!

Грек расписывал меня, словно античного героя или сказочного богатыря, но, честно говоря, трепетал сейчас я сам. Однако, мои терзания священника не трогали:

— Поединок надлежит устроить до темна, — закончил разговор протоиерей. — Но немного времени для отдыха у тебя есть. А я пока исповедую боярина.

— А мне разве не надо исповедоваться? — напомнил я о своей персоне, заподозрив, что меня действительно уже считают отлученным от церкви.

— А какие у тебя грехи? — изумился протоиерей. — Ты даже пост соблюдаешь построже иных монахов. Чужого не берешь, а наоборот, свою казну без раздумий тратишь на общее дело. Не заблуждаешься [53] Не заблуждаешься — в смысле, не блудишь , и даже не сквернословишь.

— Ну… вроде как положено.

— Да тебе же ничего не угрожает, — удивился Симеон, — так что отдыхай.

Зайдя в свою горницу, я бухнулся на лавку и достал ту самую летопись, из-за которой и попал в переплет. Досадно, что не удалось даже дочитать книгу до конца, постоянно мешали войны, походы и осады. Кстати, а что, если во время судебного заседания меня смертельно ранят? На всякий случай стоит надеть перстень с передатчиком, как свой последний шанс, но этот толстый талмуд ни в карман, ни за пазуху не спрячешь. Жаль, придется столь ценный летописный свод оставить здесь, в прошлом. А раз так, нужно за оставшиеся минуты прочитать и запомнить как можно больше информации.

Однако, как я ни старался, но строчки расплывались и текст упорно не хотел откладываться в памяти. Оно не мудрено, ведь мне даже не дали времени успокоиться и морально подготовиться к суду. Но торопятся иерархи не зря. Раз жалобщик, не подумав, согласился дать мне поле , то надо спешить закончить процесс. Ведь если сейчас против меня покажут еще несколько свидетелей, то поединков уже не будет и дело затянется. Конечно, я его, в конце концов, выиграю, но зачем мне эта тяжба нужна? Мне и так еще надо придумать, как договориться по-хорошему с двумя князьями, так что статус крестного отца невесты будет нелишним.

Но думать буду потом, а сейчас уже пора идти. Судебные прения скоро начнутся, и мое присутствие там строго обязательно. Выставить наймита в данном случае немыслимо, а об адвокатах тут и подавно не слышали.

Место для судебного разбирательства отвели в западной части торговой площади, закрытой сейчас от солнца высокой городской стеной. В тенечке и бойцам сподручнее сражаться, и судьям удобнее наблюдать. Козельские и городецкие бояре уже собрались и успели наготовить для меня целый набор палиц, булав и шестоперов. Ох, не люблю это оружие. Оно какое-то…неизящное. Вот будь я фунтов на пятьдесят потяжелее, тогда другое дело, а так оно не по мне. Но что поделаешь, хитрый Цвень узнал от соглядатаев, следивших за тренировками, что я пренебрегаю дробящим оружием, вот и выбрал палицу.

Фрол Капеца уже провел предварительное тестирование оружия, принесенного доброхотами, и отобрал самые лучшие образцы. Из них я остановился на легкой, но длинной, не меньше аршина, булаве, чтобы её габаритами компенсировать долгорукость Цвеня. Выбранное мной оружие сделано было на совесть. У него имелась толстая прочная рукоять, грушевидное навершие с маленькими гранеными шипами и прочный темляк. Так, хорошо, булаву себе подобрал, осталось только уточнить, какие доспехи можно использовать для процессуальных действий. Вообще-то воинам положено биться в доспехах, но воевода Иван Андреевич, пошептавшись с секундантами Тита, передал мне неожиданное предложение — сражаться вообще без броней. Понять логику Тита было нетрудно: любимая черниговскими боярам двойная кольчуга плохо защищала от дробящих ударов палицы, а подобрать пластинчатую броню для такого гиганта было бы непросто. Ну и хорошо, я тоже только за. Мне нужны скорость и выносливость, так что лучше сражаться налегке. Все равно богатырь одним махом сможет смять любой шлем или наплечник.