Иван Васильев - Ещё один шанс (трилогия)

Страх и уныние царили в походном шатре мурзы Огулбека. Внутри шатра, на высоких металлических подставках мрачно чадили светильники, окутывая сизой дымкой парчовые занавеси.

Жирный, небольшого роста человек, в широком шелковом халате, отороченным по краям желтым атласом, обезумев от ярости, хлестал плеткой сотника Джавдета до тех пор, пока в изнеможении не упал на мягкие шелковые подушки.

- Презренные гяуры! Собаки! - грызя зубами подушку, захрипел он. А потом, чуть передохнув, вновь поднялся и ударил принесшего дурные вести жильной плетью.

Вестовой не вскрикнул и не шелохнулся; он покорно распластался у ног разъяренного мурзы, уткнувшись лицом в дорогой бухарский ковер.

- Скажи мне, перед тем как я вырву твой лживый язык, как это произошло? Как можно за один день! пути до Ор-Капу, в своих землях!, где даже не пахнет русским духом! потерять богатый ясырь? Как???

- О-о, проклятие Аллаха, на мою голову! Теперь, надо мной, будет смеяться вся степь! Мой брат послал мне дорогой подарок. А вы, шелудивые псы, не смогли его привести.

- Сколько их? - Огулбек перевел взгляд на несчастного сотника, ползающего в крови у его ног. Мотнул белой чалмой.

- О, великий и несравненный! Вначале, по рассказам погонщиков, их было не более полусотни. Все пленники, отобранные вашим братом для подарка. В основном молодые женщины и дети. Но к вечеру подошла вторая группа невольников, которая по пути захватила обоз с провиантом и подарками!!!

- С моими подарками? - не скрывая раздражения, повторил мурза. Он переложил плеть в правую руку, наотмашь, с оттяжкой продолжил хлестать гонца.

- Да продлит всемогущий Аллах вашу жизнь! Я думаю, что сейчас, там чуть более сотни изнеможённых, чуть живых неверных.

- Всего? И они до сих пор ещё живы?

- О, великородный и милостивый!, мне просто не хватило людей и времени. Дай мне пять - семь сотен джигитов, и я раздавлю этой гнойник, верну ясырь, и Аллах вновь смилостивится над нами.

- А не ты ли, смрадный пёс, всего восемь часов назад, похвалялся, что покосишь проклятых как траву? Что уже через два часа их головы будут висеть на копьях моих джигитов! И что случилось? Почему они живы? Я тебя спрашиваю? Где мой ясырь и где мои подарки?

- О, милостивый коджа! Твои нукеры были храбры и убили много неверных. Весь курган, за которым спрятались проклятые урус-шайтаны, "до небес" завален трупами неверных. Смрад от их поганых тел идет на многие вёрсты. Воронье тучами слетается терзать их бранные тела. Мы почти победили, но эти исчадия ада, как кроты со страха, закапались в землю и оттуда дьявольски часто и точно стреляют из неизвестного оружия. На расстоянии чуть дальше полета стрелы они убивают всех, кто движется в их направлении. Я сожалею... Нам временно пришлось отступить, чтобы перегруппироваться и послать за твоей милостью и подмогой.

- Грязная собака! - высокородный вскинул голову. В его узких, как щели, заплывших глазах загорелся злобный огонек. - Презренный шакал! Ты, потерял моих воинов? Их, что? Всех перестреляли голодные, измученные бабы?

- Не думай так, о, справедливый! - холодок ужаса побежал по спине сотника. Спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Он понял, что доживает последние минуты. - Я потерял не ВСЕХ, твоих воинов! Как ты учил, о мудрый Огулбек, да прославиться твое имя во веке веков, я проявил военную хитрость. После нескольких "успешных" атак, в которых твои воины сражались как львы, и убивали проклятых урусов десятками, я определил расстояние, с которого можно безопасно наблюдать за ними. А затем, окружил место, с которого они уже не смогут выбраться. Сейчас они как загнанные, шелудивые собаки: Голодные, измученные, истекают кровью, им просто некуда деваться. Через три дня, без еды, шайтаны начнут выть как голодные шакалы, через неделю - две, без воды они ослабнут, и выползут из своего укрепления. И тут, ослабевших, измученных мы раздавим голыми руками.

- Что-о? Терпеть насмешки ещё две недели? - мурза заметался по шатру, расшвыривая ногами валявшиеся на ковре золотисто-желтые подушки и пинками раздавая "гостинцы" охранникам. Он недовольно сорвал с козьего рога изогнутую саблю, подбежал к склонившему сотнику и, резко замахнувшись с плеча, снес ему голову. Презренно оттолкнул ногой задёргавшееся безголовое тело. Голова сотника откатилась к ногам оробевших охранников...

- Саип! - Огулбек нервно засмеялся. Затем оборвал смех и хлопнул в ладоши. - Поднимай нукеров. Я лично поведу воинов и раздавлю этих гяуров как поганых блох.

- Скольким, прикажешь седлать коней, о великий?

- Поднимай всех! Всех, сколько есть!

- Батюшка - кормилец, будь отцом милостивым! - благоговейно, переминаясь с ноги на ногу, жаловались челобитчики воеводе на очередные проделки купца из Таганово.

- Пришла бяда великая! - густым басом сопел мужик в суконной однорядке, опоясанной замызганным кушаком. - Пропадаем нонче! Хиреем! Купчишка Алешка Воронцов совсем не даёт жития добрым купцам на Москве. Озорует, творит беззаконие.

- Тьфу, нехристь, вор окаянный! - в исступлении он распахнул рубаху, рванул её в клочья, обнажил крест ...- Чтоб ему ни в дышло, ни в оглоблю!

- Чего лаетесь? - князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский - в красном атласном кафтане, в бархатных малиновых штанах и синих, шитых по голенищу жемчугом, сафьяновых сапогах произнес недовольно, страшно выкатил глаза.

- Смилостивись! - один из ябедников ронял слезы в жидкую седую бороденку, поминутно кашлял и наклонялся. - Нет силушки терпеть обиду: Проклятый анчихрист усю улицу, за Арбатскими воротами, вусмерть перегородил. Теперяча тама нет ходу телегам, каретам, возкам. Одних безлошадных путников пропускают. Да и то в чистой, опрятной одежде. Как простому люду спокойно гулять, отдыхать, проходить на соседние улицы? Товар в лавках покупать?

- Афонька, ты, про какие такие лавки сказываешь? - боярин зажал в кулак длинную курчавую бороду, закряхтел. - Кто, куда и за каким товаром собрался идти? Пошто вы мне голову к обедне морочите. Там, на этом Арбате, всю жизнь был гадюшник и большая свалка мусора. Неслучайно добрые люди такие места всегда стороной обходили. А сейчас! Любо дорого поглядеть - чистота, порядок. Мусора нет. Купец всё вычистил, облагородил. Расписные лотки вдоль красивого кованого забора разместил. Лавочки для отдыха поставил.

- Батюшка, - не сдавались проплаченные конкурентами ябедники. - Так он вместе с мусором слой бесценной московской землицы снял.

- Знающие люди сказывают, что он вор, христопродавец, вывез её втихушку из города.

- И не просто вывез, а продал поганым за границу, - вежливо поправил рассказчика худощавый с плутоватыми глазами мужичонка в ситцевой рубахе. От него сильно попахивало водкой и чесноком.