Александр Чернов - Одиссея крейсера Варяг.Чемульпо-Владивосток

Макаров между тем продолжал методично обкладывать позицию Вадика со всех сторон.

- Понимаю, что у Вас, Михаил Лаврентьевич, выпытывать о маневрировании в бою, стрельбе, противнике и тому подобном больше, чем Руднев написал сам, занятие глупое. Ваш медицинский отчет великолепен. Анатолий Павлович Филиппченко, ваш старший коллега и великий профессионал, это мое мнение полностью разделяет. Так что можете не сомневаться, кое какие решения я уже принял, вы свой долг исполнили сполна. Он хотел сам с Вами поговорить, но сейчас прикорнул маленько, опять всю ночь бумаги писал. Пусть поспит. Или у Вас что-то особое для него имеется?

- Никак нет, все в отчете, Степан Осипович.

- Тогда не буду будить...

В общем, в кухне на мостике вы не участвовали. Это понятно, но... Вот смотрю я на Вас, и нутром чую, не договариваете вы что-то. Ведь то, что происходило после боя, так или иначе мимо вас пройти не могло. КАК погибал "Варяг"? КОГДА и ПОЧЕМУ Руднев отдал приказ на эвакуацию раненых? Был ли крейсер на ходу в этот момент, имел ли крен, дифферент, заводили ли пластыря, были ли потушены пожары? Ну, хоть что-то из этого у Вас в памяти отложилось? Вспоминайте!

- Степан Осипович! Виноват, но не могу я ничего связного Вам доложить, потому как сам был здорово контужен в голову, и к тому моменту еще не отошел... Поэтому меня с ранеными и отправили, по-видимому... Толку на борту от меня никто уже не ждал. Крейсер имел крен на правый борт, градусов пять... Может чуть больше. Пожар в корме был не ликвидирован, дым из иллюминаторов шел, да и над палубой тянуло. Как раз он то и беспокоил офицеров и командира. Слышал, что говорили об остатке угля, что даже до Сайгона вполне хватит... Потом, со мной ведь не всех раненых погрузили, там еще оставались. А на воде меня мгновенно укачало, и я отключился... А когда очнулся, в сумерках уже, мне машинный квартирмейстер доложил, что там, куда "Варяг" ушел, был мощный взрыв и зарница яркая...

Вадика трясло от нервного напряжения. Как там у Штирлица... "Он никогда не был так близко к провалу!" Но к счастью Макаров истолковал возбужденное состояние и срывающийся голос Банщикова как искреннее горе по погибшему кораблю и боевым товарищам, и вызванный переживаниями первого в жизни боя нервный срыв. Взгляд адмирала вдруг потеплел, и он по отечески, взяв Вадика за руку, заговорил:

- Эх, каких людей, какой крейсер мы потеряли... Ну, успокойтесь, Михаил Лаврентьевич. Держитесь, мой дорогой. Это война. Штука она тяжелая. Без потерь не бывает... Сейчас вот валерианы вам накапаю... Жена снабдила. Как в воду глядела, бывает настойка сия весьма необходима... И часто, благодаря нашей российской традиции: бесподобного сочетания лености и тупости. Вот вчера, к слову, когда четыре часа паровоз меняли, употребил. Помогает.

В Питере дела закончите, возвращайтесь скорее. Надо японцев колотить... Если, конечно, Император Вас при дворе в адъютантах не оставит! - Макаров вдруг задорно рассмеялся, - Ну, голубчик, доброго Вам пути. Не могу задерживать долее, мы сейчас трогаемся, каждый час дорог, всю дорогу ведь держим... И возьмите, пожалуйста, у штабных от меня письма и бумаги в МТК и ГМШ. Вы быстрой скоростью идете, будете в столице раньше любого курьера. А там писанины много, телеграммой не отстучишь. Вас это не обременит, надеюсь?

- Будет исполнено, ваше превосходительство!

- Вот и прекрасно, с Богом, в добрый час! И надеюсь до встречи...

Вывалившись от адмирала, Вадик забрал пакеты с корреспонденцией и откозыряв штабным, спрыгнул с подножки в тот самый момент, когда локомотив поезда командующего тихоокеанского флота, дав протяжный гудок и окутавшись облаком пара, прокрутил колеса. Состав лязгнул буферами и сначала медленно, затем все быстрее, вздымая вокруг мелкую снежную пыль, двинулся на восток. За ним потянулся очередной войсковой эшелон. Траннсиб тогда был однопутным: пока порция составов катилась в одну сторону, встречняки ждали на станциях и разъездах своей очереди. Пять пар двадцативагонных поездов в сутки по расчету. Четыре пары - по факту.

Вагоны, платформы с укрытыми брезентом грузами... Однако Вадим видел там и гражданских. Память подсказала, что это едут со своим добром мастеровые и кораблестроители с Питера во главе с полковником корпуса морских инженеров Николаем Николаевичем Кутейниковым. Едут через всю Россию чинить подорванных на рейде собственной базы "Ретвизана", "Цесаревича" и "Палладу".

"Да... Так вот мы готовы к войне..." - невесело подумалось Вадиму. И он вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что вот только что, вот именно сейчас, он вдруг ощутил себя не гостем в этом мире и времени. Это была его страна. И его война... И его народ. Такой разный, такой непохожий на всех тех, кого он оставил в столетнем далеко. Но - его. И он сам был его частицей...

Где-то впереди, теряясь в оранжевом сиянии коснувшегося кромки леса заходящего солнца, поднялся семофор, и Вадима вывел из нахлынувших неожиданно размышлений свисток паровоза его литерного курьерского. "Слава Богу, Степан Осипович не узнал, что Алексеев выделил мне персональный вагон!" крутилась в голове назойливая мысль...

Несколько часов после столь содержательного общения с Макаровым, Вадик чувствовал себя как выжатый лимон. Сперва чуть было в трусости не обвинил! Хотя, если поставить себя на место Макарова, приходится признать, что повод для раздражения Степан Осипович имел. И не один. Кстати, первый свой орден он получил за поход "Великого князя Константина", в котором спас русскую полковую колонну Шелковникова от расстрела с моря турецким броненосцем, а не за перевозку раненых на катере... Потом припер так, что пришлось действительно трухнуть. И изовраться... Так противно! Но главным, однако, было то, что действительно необходимую информацию Макаров получил, а уж в том, что адмирал ее правильно использует, Вадик не сомневался. Так просто теперь убить себя не даст... В конце концов, хорошо то, что хорошо кончается. Что то еще ждет в Питере?

В ходе их короткой, но содержательной беседы, Вадик успел понять, что Степан Осипович действительно крайне удручен "гибелью" Руднева. Более того, именно в заслугу ему Макаров ставил факт, следовавший из недавно полученной телеграммы ГМШ: Вирениус остановлен в Джибути до особых распоряжений. Государь удовлетворил просьбу адмирала Алексеева о назначении нескольким кораблям отряда крейсерских задач в районе Средиземного моря, сразу после полной бункеровки, а "Ослябя", "Аврора", "Орел", набитый снарядами "Смоленск" и контрминоносцы-"невки" вскоре двинутся на восток. Приказ об этом ГМШ уже готовит. Штаб наместника так же проинформировал Макарова об этом решении.

Такой вариант использования кораблей отряда Вирениуса уже не вызвал у Степана Осиповича чувства отторжения. Более того, обсудив его со своими офицерами, он пришел к выводу, что принятое решение, предложенное в письме Руднева на имя Алексеева, пожалуй, наиболее разумное в сложившихся обстоятельствах. Таким образом был заложен фундамент будущего взаимопонимания между наместником и Макаровым.