Андрей Горн - Дух трудолюбия

— Эй-эй! Дети! Не пугайтесь! Я — ваш друг и отведу вас к Александре! Кто из вас Флоппи? А Джорджи? Плакучка Ива?!

— Не Плакучка, а плачущая! — важно ответила мне девочка лет восьми в красивом, но уже грязном платьице. Я их вспомнил, лица их были знакомы, видел я их перед гонкой во время показа новинок.

— А тебя я знаю — с достоинством заявил мне пацаненок лет десяти, одетый в уже измазанную землей и лесной паутиной парадную, пошитую на детский рост, форму семеновского полка: — Ты нашу Александру на гонках недавно догонял.

Подивившись своей популярности, я признался пацану и прочим детям в этом, и, пресекая их будущие крики, попросил не шуметь и идти за мной. Дети нашего императора недоверчиво поглядывали на меня, но все же пошли. С удивлением, попеременно глазея, то на наш стоящий бронеход, то на завалившегося на императорский дворец его собрата, дивясь масштабом разрушений. Звуки боя, хлопки выстрелов, заглушаемые стенами дворца, от леса были нам едва слышны. Иногда о продолжающемся во дворце бое напоминали, выбиваемые выстрелами, большие арочные стекла дворца. На корму выскочила ее высочество, призывно махая рукой детям.

Когда добежали до ступоходов и спрятались за ними, я вновь попросил детей не шуметь и не пугаться. А в награду за это пообещал им, мол, полетите как птички. Еще понравится. Дети притихли, явно дальше ожидая от меня какой-то подвох. Хотя сверху их успокаивала и звала сама Александра, стоявшая на площадке под прикрытием, вооруженных и глядящих по сторонам, Акинфия и Чурило.

Эвакуация Императора не задалась с самого начала. Едва кучная толпа первых, спешащих покинуть дворец, придворных вышла к парадной лестнице Северного входа и начала спускаться по ней, как откуда-то снизу и сбоку раздались многочисленные громкие хлопки выстрелов парострелов, гулким эхом отдававшихся в большом помещении. Гвардейцы и некоторые офицеры из гостей, к несчастью для них оказавшихся на балу и которым случайно досталось запасное оружие, приняли бой, начав в ответ отстреливаться. В этой перестрелке принял участие и сам император, устроивший свою позицию за одной из колонн. Многочисленные дамы и фрейлины двора в испуге закричали. Первые, спустившиеся по лестнице, ринулись в вестибюль на выход. Часть испуганной толпы людей внизу, оказавшихся на скользких мраморных ступенях парадной лестницы, увидев первых погибших и раненых, стала пятиться назад. Тогда как идущие сзади, еще не понимая откуда стреляют, в нетерпении давили вперед. Роскошная сдвоенная спиральная лестница, ведущая в вестибюль начала покрываться телами падающих, убитых и раненых, прямо по которым в панике спускались гости. В случившейся давке слышались крики раненых, сдавленных и падающих на скользких ступенях людей. Никто из гостей в ужасе грохота, пара и безостановочной пальбы больше не думал ни о правилах приличия, ни о своем статусе, что уж говорить, о сохранности надетой одежды. Выжить бы. Толпа видела цель — дверь на выходе. И рвалась к ней. Первым проскочившим повезло больше всех. Пользуясь туманом и начавшимся хаосом, они умудрились пройти мимо первых солдат неприятеля целыми и невредимыми. Следующим за ними проскочить было куда тяжелей.

— Мика-а! Мика-а! — услышал его величество отдаляющийся голос супруги. Вот же ч-черт, не уследил. Толпа отдаляла ее от него все дальше и дальше с каждой секундой, вынося ее прямо под огонь катайских солдат.

— Алике! Я сейчас!

Император попытался рывком вклиниться в эту бездумно прущую вниз, как на убой, в панике, падающую, встающую, бегущую по телам упавших, толпу, расталкивая всех этих спешащих к выходу придворных руками и даже помогая особо ретивым ручкой парострела, но добраться сквозь человеческую массу до удаляющейся от него императрицы ему не удалось. Неслыханное действо. И самого чуть не затянула воронка давки. Из толпы в последний момент императора выдернула пара знакомых гвардейцев, которая бок о бок с ним палила в катайцев на балконе.

— Ваше величество, туда вам нельзя. Давайте назад! Отходим! Верхом пройдем.

— Там моя Алике! Надо вытащить ее оттуда!

— Мы не сможем! Вас убьют! Нас мало сил! Катайцы вот-вот займут всю лестницу. А у нас приказ вытащить вас отсюда.

— Там Алике! — тупо повторял, крича, тряс за грудки солдата его высочество.

— Государь, на все воля божья. Авось государыню пронесет. У нас приказ вас спасти. А их слишком много! Надо пробовать пройти другим входом.

— А как же все эти люди? — тягостно молвил, словно очнувшись, государь: — Мы же не бросим их.

— Уходим, ваше величество. Иначе мы уведем вас силой.

— А мои дети?!

— Дети вышли отсюда раньше! Их нет тут. Уходим!

— Алике! Я найду тебя! — закричал вниз его высочество, в этот момент больше бывший обыкновенным любящим семью мужчиной, чем императором. — Ведите сволочи!

— А ну расступились! Назад! Всем назад! — и пара крепких семеновцев, действуя своими локтями как тараном, совершенно не обидевшись на отправленные в их адрес слова, принялась расталкивать людей, давая императору за собой возможность пройти.

Бросив на лестнице придворных и офицеров, палящих в катайцев, троица вернулась обратно в залы. Гвардейцы вели новым маршрутом. В очередном большом зале из правых боковых дверей навстречу вышло трое смутно ему знакомых мужчин в богатых костюмах, перерезая им путь вперед.

Гвардейцы, почуяв тревогу, взвели на изготовку парострелы, готовясь выстрелить по первому слову государя:

— Расступились! Император идет.

— Нет, ваше величество. Вы уже никуда не идёте. Все уже. Пришли!

— Кто посмел рот открыть? Зашибу!

— Не зашибешь! Слаб ты нынче.

— Что-о? Да ты что? Государя поносить? Хулу возводить вздумал? Да я тебя в острог! Больно смелы стали. Кто такие?

— А ты вспомни. — один из них оскалился.

— Что-то не упомню, но больно рожа мне твоя знакомой кажется! Ах, да! Да-да! Точно! Демидский ты. Да, верно, с Отяевым-младшим спор ваш разбирал. Дай пройти, разбираться с тобой мне нынче недосуг! Дорогу, а не то! — его величество кивнул охране, уже приготовившейся палить.

— Не напужаешь. Говорю же, конец твоей власти. Хватит, поцарствовал.

— Что? Это кто там пищит? Кто тут блеять изволил!? — государь попеременно показывал пальцем на этих людей, от волнения сжимавших кулаки, в которых угадывались зажатые в них родовые перстни.

— Я! — послышался сбоку знакомый Императору голос. И из левых боковых дверей вышло новое лицо, сопровождаемое гурьбой вооруженных катайских солдат. Солдаты быстро высыпали в пустой зал, мгновенно рассредоточившись вокруг стоящих мужчин по всей площади. Семеновцы поначалу растерялись, но в следующий момент, словно опомнившись, разом закрыли своими телами государя.