Николай Rostov - Фельдегеря генералиссимуса

— Что ж, — ответил Бутурлин, — пусть и мое похмелье хоть раз Отечеству послужит. А то столько шампанского извел на него — пора и ему честь знать. — И не удержался — засмеялся: — К награде его только не надо представлять!.. — Хотел добавить: «Как мой мундир к награде представил государь».

Не мундир и не за мундир, конечно, император Павел Ι наградил Бутурлина.

Он был тем самым молодцом-конногвардейцем, что одолжил государю свой мундир в ту мартовскую ночь, а сам в исподнем и босиком еще с час бегал по царскому дворцу — вылавливал заговорщиков. Они, устрашенные его нелепым видом, думали, что он им не наяву, а в белой горячке явился, — даже не сопротивлялись.

Это и вспомнил Бутурлин и потому ошибся, сказав о своем похмелье во множественном числе:

— Рассолом обойдутся. — А получилось на слух, что о своем похмелье как о важной персоне сказал.

Сии словесные экзерсисы Бутурлина Ростопчин мимо ушей пропустил и продолжил:

— Как вам французских актрисок на кутеж соблазнить, думаю, штабс-ротмистр, не мне Вас учить. А князь Андрей Ростов на ваш кутеж сам прибежит — вы уж не прогоните его.

Почему так был уверен Ростопчин, что юный князь сам прибежит, до сих пор не пойму!

Ах, Боже мой, догадался. Это же ему Порфирий Петрович…

То-то он с такой уверенностью ядра его, Бутурлина, судьбы в него же и запускал. Что Жаннет он юному князю Андрею на пари проиграет. Сорт даже шампанского угадал, которое в серебряное ведерко нальют. И потом только раздраженно возражал, когда вдруг Бутурлин стал предсказаниям капитана артиллерии перечить.

— Как это сразу я среди них вашу Жаннет узнаю? Знак какой подаст?

— Незачем ей знаки будет тебе подавать, да и не успеет. Вам уж руки будут разнимать, да из ведерка лед вытряхивать!

— Она в твоем вкусе, — объяснил прозаически генерал Саблуков Бутурлину сказочную проницательность графа Ростопчина. И сразу же предостерег (тут проницательности никакой не надо было): — Но если позволишь себе в нее влюбиться!.. Ты не только себя погубишь — ты ее погубишь! — в предсказания Порфирия Петровича генерал тоже был посвящен, но не сильно в них еще верил.

— Россию погубишь, если вздумаешь волочиться за ней там, в расположении поместья князя Ростова! — точнее и весомей выразился Ростопчин.

Приступ Порфирия Петровича был короток. Только до полосатого княжеского шлагбаума Ростопчин за Бутурлина мог поручиться, что он не будет ухлестывать за Жаннет, и тут же грозно изрек (это он знал без предсказаний Порфирия Петровича):

— Вот еще что, штабс-ротмистр. Хочу предупредить: самый опасный для вас там будет Христофор Карлович Бенкендорф! Ухо с ним — востро. Вид у него сказочника, а у князя он за тайную канцелярию.

И теперь, когда эта тайная канцелярия возникла сказочно возле Бутурлина, он ничуть не был этому удивлен. Так сказочно только она одна и умела это делать. И тут же спросил:

— Ну, какую сказку еще сочинила про меня ваша тайная канцелярия? — и от этих слов не только в омут, а в примечание нырнешь:

— Буди, буди! Буди скорей, Федор Васильевич, Порфирия Петровича! Хоть будем знать заранее.

Но лежит на диване капитан артиллерии в отставке — и волосы у него дыбом на голове! За одну ночь давешнюю вдруг выросли, будто знали, что днем им нужно будет знак предостерегающий подать.

Христофор Карлович искренне удивился:

— Сказку? — Брови его поднялись вверх, лоб наморщился. Его всегда поражала манера русских соединять несоединимое. Впрочем, считал он, лукавство русских слов им в этом помогало. Вот ведь и у слова этого тоже два несоединимых смысла. Сказка — это откровенная выдумка — и в то же время сказка — это деловой отчет! До высот легкого, воздушного русского разума, что деловой отчет может быть сказкой в первом смысле этого слова, его тяжелый, земной немецкий разум не поднимался — и потому отвергал! Деловой отчет — отчетом, а ваше лукавое парение мысли — на землю. И он сказал Бутурлину по-русски без малейшего акцента с немецкой прямотой: — Ее мы вам предоставим через две недели. До этого срока вам надлежит, будучи у князя Николая Андреевича Ростова на правах гостя, не покидать расположение его поместья. — Старый князь приказал ему выяснить: кто и зачем подослал Бутурлина и его спутницу к нему в поместье. Сроку дал две недели.

— Это как же вас понимать? — засмеялся Бутурлин. — Вы запутали совсем меня вашим русским! — И сказал насмешливо: — П-пудучи гостям… не покидать!.. Несуразица какая. Скажите мне прямо на моем — немецком.

— Не надо меня путать вашими лукавыми словами! Я всю жизнь прожил в России. И вы меня отлично поняли, штабс-ротмистр Бутурлин. — И Христофор Карлович сказал певуче с нарочитым прибалтийским акцентом: — Что я вам хотел сказать.

Бутурлин рассмеялся:

— Ну вот давно бы так!

— Что вы еще хотите от меня узнать?

— Да вы ведь не скажите.

— Скажу. Спрашивайте.

— Через две недели что с нами будет?

— Если вы, Бутурлин, дадите честное слово, то вас отпустят. — Христофор Карлович замолчал и приготовился выслушать следующий вопрос Бутурлина.

— Я спросил не только о себе, но и о своей спутнице. С ней что будет?

— На этот вопрос я не уполномочен отвечать. Если хотите, спросите у князя.

— Я потом спрошу, — посмотрев на старого князя, сказал Бутурлин — и улыбнулся Христофору Карловичу. Князь увлеченно беседовал с Жаннет. — А если я не дам вам честного слова, какая участь меня ожидает? — ледяным тоном спросил вдруг Бутурлин.

— Участь неприятельского лазутчика. — Христофор Карлович замолчал. Говорить, что его расстреляют, он не стал. Счел за лишнее. Будучи военным человеком, Бутурлин отлично знал сам, как поступают с пойманными неприятельскими лазутчиками.

— А того… в отдушине вы тоже расстреляли… или предпочли четвертовать?

— Благодарю, что напомнили. Князь запретил вам входить в ту комнату. Выберайтете себе любую другую. Больше вопросов ко мне нет?

— Больше нет. Только ведь вы мне не ответили: четвертовали вы сразу восковую фигуру императора Франции Наполеона или сначала расстреляли… как неприятельского лазутчика… а уж потом вместо колокольчика повесили?

— Нет, сначала мы в своей тайной канцелярии сказку на него сочинили — и только потом он у нас из отдушины колокольчиком зазвенел! — и Христофор Карлович позволил себе улыбнуться над своей шуткой. И пошел через всю залу к маленькой дверце в углу, куда слуги стали сносить восковые фигуры.

В черном своем сюртуке он походил, действительно, на сказочника. Бутурлин даже принял поначалу бант в черной косе его парика за бабочку, которая посреди зимы залетела вдруг в княжеский дом — да и села ему на спину. Сейчас поймет, куда ее угораздило сесть — и упорхнет на мороз. Там теплей.