Кирилл Шарапов - Обратное зеркало

В год 879 от Рождества Христова или 6397 год, если считать от сотворения мира, с острова Буяна, что расположен в холодных морях, близ норвежских берегов, отправились в плавание восемь боевых ладей и столько же транспортных судов, их путь лежал на восток в сторону загадочных славянских земель, где правили племена варваров.

Высокий крепкий человек, с бритой наголо головой, с которой свисал лишь длинный чуб, и с синими длинными усами стоял на палубе самого большего и крепкого корабля и вглядывался в холодную синюю даль. Где-то впереди, среди лесов, около огромного озера Ильмень, ждал его новый дом. Месяц назад к нему в ноги пали посланцы из далекого града Китежа, что стоит на краю бескрайних южных степей. Раньше там не было ни села, ни города, он появился словно из ниоткуда. Спустя пятьдесят лет городу покорились все близлежащие племена, и он превратился в Китежское княжество. Вот оттуда и прибыли послы к варяжскому князю Рюрику. Много ценных даров они сложили к ногам варяга, но еще более ценным было их предложение:

— Княже, мы привезли тебе просьбу великого князя Китежского Ярослава вот слова его: «Нужна мне опора на землях северных. Построй там град, и сядь в нем князем, укрепляй оборону этих земель, приумножай свое богатство, дань я с тебя возьму малую, а с юга защитой встану».

Это предложение подоспело как нельзя во время, вражда варяга и конунга викингов Отона переросла в войну, и выигрывал в ней не Рюрик, а предложение Ярослава позволяло спасти род от уничтожения. И он согласился. Спустя месяц Рюрик с родом и дружиной отплыл от родных берегов Буяна и через двадцать дней должен был вступить на славянские земли близ озера Ильмень.

— О чем думаешь, княже? — раздался за спиной Рюрика хриплый голос.

— Да так, Хельги, думаю, что ждет нас на земле новой.

— А, что ждет? — удивился верный княжеский воевода, — мы ж не с набегом туда идем, а по приглашению. Сделаем, как Ярослав сказал, город красивый и крепкий поставим, будем опорой Китежу, а он нас с юга от диких кочевников закроет, так и будем жить.

— Ладно, Хельги, может ты и прав, но Отон в покое нас не оставит. Отобьемся ли — ведь наверно там не будет непреступных скалистых берегов Буяна?

— Да, скалистых берегов там нет, — с тоскою сказал Хельги, — а вот местное племя ильменских славян есть или забыл, что Ярослав вместе с землею отдал и народ, что ее населяет. Племя большое, одно из самых крупных в землях китежского князя, и воинов оно много даст, и дружину сможет прокормить. Породнимся с ними, и будет у нас опора против Отона.

— Ладно, Хельги, ты прав я зря волнуюсь. — И оборвав разговор, снова стал смотреть в холодную даль.

А воевода отправился к гребцам, а то весла с правого борта опускались в воду быстрее, чем с левого: «Что-то у князя на душе скверно, чует он неладное что ли, а может, кажется мне».

Через двадцать дней четырнадцать ладей пристали к берегам Ладожского озера, еще две ладьи были потеряны во время шторма. Высыпав на берег, воины спешно ставили большой шатер для Рюрика и его малолетнего сына Ингвара, которому не было еще и года. Вечером, когда в лагере варягов был большой праздник, и все воины и свободные люди веселились, в шатер к князю вошел его ближайший помощник Буревой.

— Княже, все разместились, праздник в самом разгаре, ты бы к людям вышел.

— Конечно, верный друг, сейчас Ингвара спать уложу и выйду.

Буревой поклонился и покинул шатер. Если бы Рюрик в этот момент посмотрел на своего верного друга, он бы увидел жгучую ненависть в глубине его глаз. Но сейчас его занимал только сын. Через десять минут князь вышел из шатра и направился к веселящейся толпе. Сзади послышались легкие шаги, он обернулся и увидел Буревоя во главе десятка воинов.

— А это ты? — сказал Рюрик, слегка замедлив ход, дожидаясь своего советника, — ты чего не на празднике?

— Да дело одно к тебе есть, князь.

— Ну, сказывай, что за дело, да пойдем к людям.

— Да так, не дело даже, а просьба одного хорошего человека, просил он тебе передать, что с Буяна ты ушел вовремя, но от смерти не уйдешь, — и большим засапожным ножом ударил Рюрика в живот, разрывая легкую ткань рубахи князя. Рюрик удивленно посмотрел на убийцу. — Отон велел передать, что нигде не будет покоя роду Рюриковичей, все здесь поляжете. Буревой обернулся к воинам, что стояли за ним, — не щадить, никого и некому будет мстить.

Старший из ратников кивнул и бросился в сторону веселящегося народа. Сам же Буревой с пятью телохранителями метнулся к княжескому шатру. Через секунду варяжский лагерь взорвался звоном мечей и секир, криками боли и ненависти. Из бойни, что секунду назад была праздничной толпой, вынырнул десяток воинов, и рубились они так мощно, что никто не мог их остановить. Впереди в окровавленной рубахе с обнаженным мечем несся Хельги, он рвался к княжьему шатру, предупредить, защитить, но было поздно. У шатра шел бой, там два стражника сдерживали пятерых нападавших во главе с Буревоем. Хельги споткнулся обо что-то мягкое, лежащее на земле, опустив глаза на досадную помеху (в мыслях он уже был там, у шатра, где шел бой), он вскрикнул, тело его князя и родича с ножом в животе еще жило, но глаза уже подернулись мутной пеленой. Упав на колени рядом с ним, он осторожно приподнял голову Рюрика.

— Хельги, — зашептал Рюрик, — спаси сына, это Буревой, он служит Отону, иди в Китеж. — Струйка крови сбежала с уголка губ, великий варяг умер.

Хельги оглядел людей, стоящих рядом с ним, их было не больше четырех десятков простых ратников с окровавленными мечами в руках, это все, кто смог вырваться с праздничной тризны.

— За Ингвара! — заорал Хельги и бросился к шатру.

— За Ингвара! — заорали воины и с такой силой ударили в строй предателей, осаждающих княжеский шатер, что сразу опрокинули и рассеяли десяток воинов под предводительством Буревоя.

Но тот, поняв, что сейчас верх не его, побежал в сторону поляны, где недавно был праздник, а теперь шла резня. Оба воина, защищавших шатер, были ранены, но живы. Хельги ворвался внутрь, схватил маленького князя и с оставшимися верными воинами заспешил в сторону леса.

Безумный бег по нескончаемым зарослям продолжался два дня. На третий Хельги остановился посреди широкой поляны, в центре которой был небольшой холм.