Екатерина Оленева - Хрустальный дом (СИ)

Что я отношу к сексуальным девиациям?

Я выложил ему всё, что знаю. Разделил половые извращения как по отношению к объектам, так и по способу их реализации.

Изъяснялся я пространно и подробно, очень надеясь, что доктор устанет слушать и отстанет.

Он не отстал.

Любезным тоном предложил самому определить мои сексуальные отклонения, раз уж я так отлично разбираюсь в теме.

Не менее любезно я сообщил, что геронтофилия, зоофилия и педофилия не мой профиль. Эгсбиционизм глубоко мне чужд, чего о вайеризме не скажешь. Ещё я страдаю (или наслаждаюсь, это уж как посмотреть) приступами мазохизма, но слава богу, садистских склонностей за собой не замечал.

Считаю ли я необходимым лечиться от гомосексуализма?

Хм-м…

А зачем мне лечиться от того, чем я не страдаю?

Не в смысле того, что я наслаждаюсь процессом, просто гомосексуализм подразумевает наличие полового влечения к особям своего пола, а я к мужчинам такого не испытываю.

А как же Ральф?..

Ах! Вы заставляете меня краснеть, доктор!

Значит, вы в курсе моих маленьких шалостей? Что ж тут скажешь? Увы! Из любого правила, даже железного, случаются досадные исключения. Молодость — время поиска и эксперимента. Не всегда, к слову, удачного. К тому же Ральф — вы же его видели, доктор? У него совершенно андрогенная внешность. Как, собственно, и у меня. При определённом освещении и после определённой доза алкоголя или опиума нам обоим так легко сойти за женщин.

Если на то пошло, Ральф единственная особь мужского пола, делившая со мной постель.

Вслух я этого не говорил, но история наша запутанная и сложная. Отрицать наличие секса между нами было бы ложью, но, если опускаться до описания грубой физиологии, дело до непосредственной близости никогда не доходило. Между нами всегда была Синтия. В прямом и в переносном смысле. Но об этом, доктор, я вам рассказывать не стану. Джентльмену не следует порочить имя дамы.

Итак, на чём мы остановились?

Ах, да! Ральф был. Но лечиться от гомосексуализма я всё равно не буду. Считаю тему исчерпанной.

Отношу ли я себя к бисексуалам?

Доктор, помилосердствуйте! Да что же это такое?! Вы всё утро пристаёте ко мне с неприличными вопросами?

Ах, у вас работа такая? Надеюсь, она вам хотя бы нравится? Меня от ваших вопросов уже тошнит.

Хорошо. Если клятвенно обещаете отстать — отвечу: да-да-да! Я могу спать, как с женщиной, так и с мужчиной.

И вы тоже, кстати.

И большинство людей.

Да я и не утверждаю, что вы это делаете. Можете делать — это факт.

Не надо придавать сексу большого значения, доктор. Не стоит носиться с ним, как антиквар с раритетной вазой или курица с первым яйцом. Обсуждать можно любовь и ненависть, понимание и непонимание между людьми. Вот что интересно нормальному человеку. А если вы получаете удовольствие от скабрёзных рассказов — поздравляю! Вам пора стать собственным пациентом, доктор.

Что такое секс, по-моему?

Вы же обещали, что предыдущий вопрос — последний?

По-моему, секс, это телесный процесс, связанный с раздражением нервных рецепторов. Это как пищеварительная система, дыхание, сердцебиение. Хороший секс — это дело техники. Не обязательно испытывать эмоции к партнёру для того, чтобы достичь желанной разрядки. Раздражение нервных рецепторов в определённой последовательности и в определённом ритме даёт нарастание импульсов. Напряжение нарастает-нарастает-нарастает, доходит до точки кипения и потом — бах! Вы получаете то, что хотели — вожделенный оргазм. За ним следует разрядка.

Процесс закончен.

Как, собственно, наш и разговор.

Вы кончили, доктор?

Я зря сорвался.

Господин Ф. хороший доктор. Ответственный. Он просто честно пытался отработать папочкины деньги.

Совершенно незачем так на меня подозрительно и обиженно коситься, сударь. Я, кстати, идеальный пациент.

Попробовали бы вы задать подобные вопросы Ральфу, сэр. Почувствовали бы разницу».

10 октября 1855.

« Я ждал её всё время, каждый день, каждый час и всё же оказался неготовым к встрече.

Мой взгляд, изголодавшийся по женским силуэтам, по мягким изгибам волнующих женских фигур, с жадностью впитывал в себя образ Синтии.

Может ли в мире быть что-то более уродливое, чем современный фасон женского платья? Женщина просто безвозвратно тонет в наряде, её немилосердно расплющивает кринолинами и корсетами, давит грудой материала и китовыми усами.

Я не одобряю современной моды. Но Синтия мила даже в них.

Она очаровательна в любом костюме. Как, собственно, и вовсе без оного.

Новое, с иголочки, платье воздушными волнами лежало на широком кринолине, находясь в полной гармонии с алыми туфельками на трехдюймовых каблуках. Лиф платья туго обхватывал безупречную талию, подчёркивая волнующе упругую грудь.

Моя дорогая старшая сестрица являла образчик аристократических манер и благополучия, в совершенстве владела томной элегантностью и небрежной грацией.

Взгляд тёмных миндалевидных глаз, отсутствие резвости и молчаливость с лёгкостью вводили наших многочисленных знакомых в заблуждение насчёт ей истинного характера. Люди принимали Синтию за леди, наделяя её в своём воображении такими прекрасными женскими качествами, как скромность, девичья стыдливость, домовитость, сдержанность в чувствах, самоотверженность.

Но всё это было Синтии чуждо. В действительно она резка в суждениях, заносчива, самовлюблена до крайности и до крайности же сластолюбива.

В не таком уж далеком детстве сестрёнка не уступала нам с Ральфом в искусстве фехтования, лазанья по деревьям и скалам. Как и мы, она обожала носиться на лошадях без седла.

Синтия никогда не признавала опасности. Она не видела её в упор.

У нас с Ральфом, как у любого мужчины из рода Элленджайтов, всегда был второй, третий, и даже четвёртый шанс. Да хоть сломай мы шею, нам это не грозило немедленной гибелью. Любые переломы у нас срастались в течение часа, я уже не говорю о ранах и порезах.

Но у Синтии второго шанса не было.

А она упрямо игнорировала этот факт.

Иногда мне казалось, она нарочно устраивает между нами это негласное соревнование. Словно задаваясь целью не только догнать, но и перещеголять по части безумств.

Мама не хотела видеть этих странностей в поведении и характере своей дочери.

Люби она Синтию чуть более нежно, относись к ней чуть внимательней, и сестра могла бы вырасти совсем другим человеком!

Я даже думаю, что своими необузданными выходками Синтия пыталась привлечь к себе мамино внимание — любыми путями, методами и средствами.

Но как бы Синтия не старалась, чтобы бы не выкидывала, мама словно не замечала этого.

Отношения сестры и мамы были безжизненно-безукоризненными. Сплошной официоз.