Екатерина Оленева - Хрустальный дом (СИ)

— Вы сумасшедшая? — в ужасе сжалась Катрин.

Губы её сделались непослушными, руки и ноги потяжелели.

— Что вы мне подсыпали? — прохрипела Катрин, хватаясь рукой за горло.

— Вещество, которой сделает тебя более послушной. Мне нужна твоя кровь, чтобы завести мою любимую игрушку.

Синтия подошла к аквариуму с гомункулом, у которого с красивого кукольного лица глядела невидящие глаза.

— Жуть, правда? — улыбнулась она. — Когда я в первый раз увидела, как он вот так открывает глаза, я не знала, радоваться или ужасаться? Потом поняла — это просто нервным рефлекс. Так у курицы с отрубленной головой шевелятся лапы. Но это не значит, что она жива.

Твоя кровь всё изменит, милочка. Всё по-настоящему изменится. Результат моих титанических усилий, растянувшихся на века.

— Вы веками стремились создать клон Альберта Элленджайта?

— Не знаю, клоном это называется или нет, но я надеюсь, что совсем вскоре мой брат вернётся ко мне.

— Ваш брат?..

— Мой брат. Мой любовник. Мой друг. И кстати, — насмешливо протянула Синтия, — твой пра-пра-прадедушка.

Попытавшись подняться, Катрин рухнула на пол.

Тело полностью вышло из-под её контроля. Только сердце бешено, неистово колотилось.

Синтия подошла и встала над ней, взирая с холодным любопытством, без тени сожаления.

— Я не стану говорить тебе о том, что мне жаль. Мне — не жаль. Иначе я не поступила бы так, как поступаю. Но и радости мне это, поверь, не приносит. Вся наша жизнь есть цепь из звеньев выбора и его последствий. О! Ты наверняка задаешься вопросом, как можно так обходиться со своими потомками? Скажу честно — любовь предков их приемники сильно преувеличивают. А может быть просто это я не сентиментальна? В любом случае, моего проклятого сыночка Филиппа я никогда не любила так, как примерная мать должна любить своё дитя. Может быть в этом всё дело?

Фигура Синтии колыхалась и распадалась перед глазами Катрин.

— Гори в аду, сука! — процедила Катрин перед тем, как темнота погасила сознание.

Катрин пришла в себя от резкой, дёргающей боли в руке.

Она изо всех сил пыталась проснуться. Словно бы поднималась к поверхности тёмного озера, но дно не отпускало. Засасывало, как трясина, заставляя оставаться в тяжёлом полусне.

Мысли путались.

Мозг констатировал необходимость действовать быстро, но никак не мог заставить тело себе подчиниться.

«Опасность! Опасность! Опасность!», — молнией проносилось в голове.

А через мгновение всё тонуло в темноте, из которой не вырваться.

Самое страшное то, что сознание полностью не покидало Катрин. Она осознавала, насколько беспомощна, что может вот-вот погибнуть, если не найдёт в себе силы вырваться из обморока.

Спиной она ощущала, что лежит на чём-то холодом и гладком.

Тишина, царившая вокруг, нисколько не обнадёживала.

С усилием открыв глаза, Катрин увидела, что находится всё в том же подземелье. Правда, капсулы-аквариума больше не было.

А «русалка» теперь лежала рядом с ней и их руки соединяла трубка, напоминающая капельницу.

По прозрачному проводу кровь из вены Катрин поступала в вены этого непонятного существа.

Острый приступ отвращения подействовал как укол адреналина, и Катрин потянулась к правой руке чтобы вытащить иглу из вены.

Пальцы так дрожали, что это удалось далеко не сразу. Но вскоре красная ниточка крови, соединяющая её с чудовищем, прервалась.

Катрин медленно села.

Слабость была такой сильной, что комната раскачивалась из стороны в сторону, будто она сидела на гигантских качелях.

Тошнота свидетельствовала о большой кровопотере. Наверное, ещё действовали остатки яда, что Синтия (чтоб ей сгореть в аду!) подмешала в шампанское.

Шорох заставил Катрин замереть, недоверчиво покосившись в сторону монстра.

По началу ужаса не было — только неверие.

Фигура, неподвижно лежащая на соседнем столе, начала шевелиться.

Катрин охватила почти неудержимая дрожь. Такого ужаса она не то что никогда не испытывала — даже не воображала.

Она пыталась убедить себя, что ей мерещится. Просто мерещится! От потери крови начались галлюцинации.

Но как она не старалась, глаза всё равно видели то, что видели.

Губы клона шевелились, длинные ресницы, в свете свечей отливающие золотом, трепетали.

Не помня себя от ужаса, Катрин на заплетающихся от слабости ногах пересекла комнату.

Миновала дверной проём в виде арки и добралась до того места, где коридор поворачивал.

Через равные промежутки на серых бетонных стенах, наводивших на мысль о военном бункере, горели тусклые электрические лампочки. Стены покрывало нечто, похожее на копоть. Весь пол был в потёках и пятнах.

Размазанная кровь вела к подножию лестницы, где на спине лежало тело мужчина в форме рабочего. Несчастный, видимо, был из тех, кто прибыл сюда на реконструкцию здания?

Раздавшийся за спиной шорох заставил Катрин обернуться.

Она увидела поднявшуюся фигуру клона.

Было в этом существе что-то неустойчивое и безумное. Тварь, качнувшись, сделала первый шаг. Ступала она нетвёрдо. Ноги заплетались, словно у зомби или у Страшилы, набитого соломой.

Взгляд был совершенно ненормальный. В нём читалось даже не безумие — полное отсутствие мысли. Как у амёбы, если бы у той неожиданно появились глаза.

Тварь бросилась к бессознательному телу, лежащему у подножия лестницы и Катрин, не сдержавшись, визгнула, когда зубы монстра впились в запястье несчастного.

Мягкие, влажные, сосущие звуки заполнили тишину.

Катрин бросала вокруг себя отчаянные взгляды, в надежде отыскать хоть какое-то оружие.

Тщетно. Она была беспомощна и слаба, как котёнок перед ощерившимся мастиффом.

Существо, подняв голову, взметнуло длинными жёлтыми волосами.

Волосы были единственным, что прикрывали наготу «русалки».

Когда тварь подняла голову открылось разорванное запястье жертвы.

В тусклом электрическом свете призрачно белела открывшаяся кость.

Катрин невольно застонала. Стон её перешёл в крик, скорее даже неистовый визг гибнущего в отчаянии существа.

Она развернулась и бросилась бежать.

В мыслях маячили смутные воспоминания о второй лестнице, по которой она спустилась, отыскав проход под люком.

Почти на четвереньках поднялась она по ступеням, истово молясь про себя, чтобы люк не оказался запертым.

Страх заполнял собой сердце до такой степени, что, казалось, оно вот-вот лопнет.

Перед глазами так и стоял образ чудовища, зубами разрывающее запястье бесчувственной жертве. Этот образ подстёгивал, заставляя почти лететь.

Катрин возликовала — крышка поддалась под её рукой, выпуская на свободу.