Георгий Юленков - Ветер надежды

Вышедший из строя офицер вытянулся, явно бравируя перед начальством. Вот он высокомерно выпячивает челюсть. Но его резко одергивают.

— Барон не паясничайте! Шэф ставит вам на сегодня отдельную задачу. И мне не нужны от вас пустые отговорки. Сегодня от вас нужен результат! Вскроете пакет после развода.

— Ну что вы, герр майор! Сегодня мы не разочаруем командование и легко сумеем справиться с этими русскими!

— Не забывайтесь фон Лаунберг! Одной вашей уверенности в успехе мало.

— Мои люди и я не подведут, герр майор. Мы выполним приказ!

— Я очень на это рассчитываю. И прошу вас быть поаккуратнее с нашими местными 'друзьями'…

— От них мало толка. Они пока нам больше мешают, герр майор. Моя бы воля…

— Хватит барон!

В этот момент в происходящее вмешался громкий взволнованный голо

— Стоп! Остановить съемку!

— Товарищ Калинин! Ваше лицо должно быть более рассерженным. Вы ведь сейчас отчитываете этого выскочку 'барона', и ставите перед ним боевые задачи.

— А вы, товарищ Массальский! Да, поймите же, вы! Сейчас нужно играть совсем другого барона. Это вам не 'Горе от ума', не сбивайтесь вы, пожалуйста, на старые роли. Ваш герой тут не может улыбаться, он лишь снисходительно кривит губы в усмешке. И шевелит бровью. Вот так. Вам понятно?!

— Понятно, товарищ Гольдштейн. Только мне трудно настроиться на эту роль.

— Ничего. Посидите еще перед зеркалом, и погримасничайте.

— Уже пробовал, но вас все равно не устраивает результат.

— Хорошо, вот вам мизансцена. Вы аристократ, к которому подходит комсомолка, и просит его вытолкнуть машину из грязи. Есть трудности в восприятии такого образа?

— Пожалуй, нет.

— Савельев несите зеркало и встаньте вот тут. Ирочка идите сюда. Та-ак… Гм. Ладно, сойдет. Сейчас просите Павла Владимировича вытолкнуть вашу машину. А вы Масальский, попытайтесь прочувствовать свое брезгливое удивление, и по моей команде 'Зеркало!', замрите, вглядитесь в свое отражение.

— Израэль Цалеевич. Что прямо вот так, без грима?

— Да, прямо вот так. Не забывайте — вы комсомолка, а он иностранный аристократ. Сценарий лучше отдайте мне, он вам мешает.

— Э-э… Господин барон. Вытолкните, пожалуйста, мою машину…

— Нет и нет! Все не так! Что это за растерянно-нежное придыхание 'господин барон'?! Какая комсомолка так будет разговаривать с врагом?! Надо вот так — 'Гражданин! ну ка, помогите нам вытолкнуть машину!'. Массальский вы готовы?

— Готов.

— Ирина твердым голосом. Итак! Внимание, начали!

— Гражданин! Ну ка, быстро помогите нам вытолкать машину из грязи!

— Хм.

— Зеркало! Ага! Увидели?! Вот-вот Павел Владимирович. Еще чуть-чуть посильнее попытайтесь выразить это неуловимое ощущение. Ирина, вы пока свободны. Савельев, поставьте зеркало туда. А вы Массальский пока потренируйтесь. Товарищи ждите команды.

Гольдштейн промокнул лоб платком, и поспешил возвратиться к другим делам.

— Товарищ Файт! Командира легиона вы играете почти безупречно. Выражение лица у вас замечательно суровое. Только немного сильнее разверните плечи и, еще более строгим взглядом всматривайтесь в лица пилотов 'Кондор'.

— Хорошо, товарищ режиссер. Сейчас у меня есть время отлучиться?

— У актеров двадцать минут до следующего дубля!

— Товарищи Новосельцев, Бабочкин и Макаренко! Задержитесь на минутку!

Группа актеров в республиканской летной форме приблизилась к молодому начальству.

— Товарищи! Сразу после эпизода с немецкими летчиками из 'Кондора', мы будем снимать ваш эпизод с испанскими детьми.

— Это ту сцену перед вылетом?

— Именно ее, Иван Христофорович. Вот вы там едете на машине. И вдруг видите, что у дороги лежит перевернутая повозка с убитыми лошадями и погибшей женщиной. Вспоминаете эпизод? Где Коля Сморчков и испанские ребята? Ирочка найдите их нам!

— Так вот. Вам, товарищи, нужно будет изобразить не просто ярость. А ЯРОСТЬ. Стиснутые губы и кулаки. Гуляющие желваки на скулах. Кипящее в глазах желание своими руками порвать франкистов на тряпки. Вам понятно? Николай Константинович, с вашим театральным опытом, помогите ребятам в этой сцене с режиссурой.

— А ярость вам надо бессильную или закипающую?

— Ярость должна быть жгучей. Гм… Товарищ Попов! К нам сюда подойдите! Грим вам нужно заменить, это ведь вам не 'Гаврош'. У испанского капитана должно быть усталое обветренное лицо с аккуратными черными усами.

— Товарищ режиссер! Там по сценарию фразы по-испански…

— Успеется, Василий Константинович. Итак, товарищи… Ваша сцена одна из центровых. Расстрелянная с воздуха колонна беженцев и ваша сцена будет как раз перед началом главных воздушных сцен. Так вот, передавая детей в руки испанского капитана, которого сыграет товарищ Попов, вы должны максимально ярко выразить те чувства, с которыми вы полетите в бой. Не забывайте, что именно в этой битве вам удастся отомстить за гибель в первых воздушных боях ваших боевых товарищей. Сейчас идите на перерыв, но до второго эпизода я убедительно прошу вас все это несколько раз между собой тщательно прорепетировать.

— Ясно, товарищ режиссер.

— Пошли репетировать, русо камарадос.

— Жарко тут, спасу нет, хефе комэск.

— Точно Николай. Прямо как в Испании. Может, пойдем, сначала воды хлебнем.

— Пошли.

— А по сценарию можно вопрос, товарищ Гольдштейн?

— Что там у вас, Василий Константинович?

— Ну, эта сцена с детьми. Вот в этой реплике глядите…

— Угу. Ну и что? Чем вас эта фраза не устраивает?! Здесь все правильно написано, идите и учите, товарищ Новиков. Ирочка! Где у нас Коля Сморчков?!

— Сейчас-сейчас! Коля! Коленька веди своих юных амиго к товарищу режиссеру…

Процесс работы киностудии, несмотря на внешнюю прерывистость, не прекращался. В монтажной уже отснятые в Азии и на Украине километры пленки, склеивали 'на живую нитку' со свежепроявленными новыми эпизодами. А на площадке изображающей аэродром еще продолжался съемочный день. Часть актеров, уже отработавших сегодня свои эпизоды, уехала в город. Некоторые из них возвращались к спектаклям и репетициям в московских театрах. Приезжие из других городов отрабатывали свои роли, и возвращались домой на выходные. Остальные продолжали жить в рваном ритме своей нервной работы. Работы, которая лишь из удобных кресел кинозала кажется легкой и необременительной…

По слабо освещенной лучами фонарей дорожке шли две затянутые в комбинезон фигуры. По левую сторону от них зловещими бликами полуразбитых стекол кабины отсвечивали скелеты 'постояльцев' авиационного кладбища. Лежащий отдельно от крыльев фюзеляж напоминал серебристое акулье тело, выброшенное на берег прибоем.