Дмитрий Баринов - Ардагаст и Братство Тьмы

— Нет, это я тебя прикрывала. Если бы не мои стрелы, аорсы тебя на копья насадили бы. И ты не увёз бы меня на край света, как Перя Арванту, — усмехнулась Ларишка. — Я тогда так и не поняла, где же его страна. Оказалось, так близко.

— Да, хорошая земля, и люди в ней хорошие. Даже родичи вам, — кивнул Зорни-шаман. — Только на юге говорят: на каждую хорошую землю Ахриман создал свой бич. Для этой земли бич — шаманы-разбойники. Двое их: Корт-Айка, кузнец, и Яг-морт, лесной бес. То сёла жгут и грабят, а пленных сарматам продают. То перегородят Каму железной цепью, да ещё заговорённой, и плати им за проезд. Засуху насылают, мор, скотский падеж. У Корт-Айки где-то в лесах кузня большая, много в ней рабов куёт без отдыха. Из-за этой кузницы многие старейшины терпят колдуна. Только Кудым и Перя не хотят с ним мириться да Бурморт, верховный белый шаман.

— Бурморт — муж учёный и добродетельный, — раздался с дерева голос ворона-Аристея. — Мемфисские жрецы, свысока глядящие даже на эллинов, были им восхищены. Не говорю уже об александрийских мудрецах. Для них вознестись духом до третьего неба — невесть какая заслуга. А на севере это умеет любой шаман.

Тут к костру подошёл дружинник:

— Царь, к тебе полубесы пришли.

Сжимая в руках колпаки с меховой опушкой, к Ардагасту с поклонами подошли трое бритоголовых людей. По низким лбам и крупным надбровьям в них легко было признать род девата.

— Солнце-Царь, враги тебя ждут на севере. У устья Сылвы стоит ополчение пермяков. С ним сам Кудым-Медведь с сыном Перей и с конной дружиной и чёрные шаманы Корт-Айка и Яг-морт, тоже с дружинами, а ещё воины-медведи с запада...

— Что плетёте, бесовы отродья? — рявкнул Лунг-отыр. — Чтобы Кудым с этими колдунами помирился? Скажете ещё, что и Бурморт с ними?

— Нет Бурморта. Убил его Железный Старик, в колдовском огне сжёг.

— Что за воины-медведи? В чёрных шкурах? — отрывисто спросил Ардагаст.

— Да. У одного их вождя голова медвежья, у другого — лапы. И шаманка с ними сильная...

— Пока мы Золотую гору спасали, они тут воду мутили! — сжал тяжёлые кулаки Сигвульф.

— Знали, куда идти — к таким же медведичам! — хищно осклабился Волх. — Что, волки, потреплем медведей? — обернулся он к своей дружине. Нуры ответили дружным воем.

Лунг-отыр вскочил, шагнул к князю нуров:

— Мне и моим воинам тоже не веришь, волк? Мы — из рода Медведя!

Вышата встал между ними, властным движением рук развёл обоих гордых вождей:

— Медведь — зверь святой. А у тех душа не медвежья — змеиная.

— Не может быть, чтобы Перя был заодно с ними! — взволнованно заговорила Ларишка. — Ты же помнишь его, Ардагаст. Я должна увидеть сестру! Скажите, девата, где жена Пери?

— Она в княжьем городке, у устья Гаревы, выше Чусовой. Туда пробраться трудно — мимо всего войска пермяков. Но мы проведём. А твою рать, Солнце-Царь, можем вывести лесами к Гляден-горе, самому святому месту коми. В священном городке сейчас воинов мало. Возьми его — и никто тебя там не одолеет.

Ардагаст наморщил лоб. Пермяки, конечно, пойдут отбивать свою святыню. А ему вовсе не нужна победа над храбрым и простым лесным народом. Даже ради того, чтобы покончить с Медведичами. Пока Ларишка доберётся до сестры, а та — до своего мужа... Заметив его раздумье, Зорни-шаман сказал:

— Душа быстрее коня, быстрее тела. Я возьму душу царицы, полечу вместе с ней в Гареву.

— Летим! — с готовностью воскликнула Ларишка, хотя сердце её на миг сжалось: ведь покинуть своё тело — значит умереть, пусть на время.

— Я полечу с вами. У шаманов-разбойников духи сильные, злые. Могут за вами погнаться. С ними биться — нужен шаман-воин, — сказал Лунг-отыр. — Всё равно моей душе не будет спокойно в теле, пока твоя — в небе. Хорошо сражаться за богатство, за славу, ещё лучше — за тебя, царица!

Узкие тёмные глаза отыра с преданностью глядели на Ларишку, которую он впервые увидел женой царевича без царства и едва не принёс тогда в жертву богу войны.

— Духовный бой опасен. Кто в нём погибнет, уже ни на каком свете жить не будет, — заметил Вышата.

— Понял? И не подумай лететь со мной. Хватит с тебя битв на земле, — решительно сказала мужу Ларишка.

— Главное, чтобы ты там не ввязывалась в драку. Твоё дело — долететь до сестры... И вернуться.

— Пожалуй, и я полечу. Шаманку Потось я хорошо знаю, а её святилище там же, в Гареве, — сказал Аристей.

Ларишка лежала у костра на еловых лапах, а вокруг неё, ударяя в бубен и мерно напевая, приплясывали два шамана. У Зорни шапка была увенчана головой лося, у Лунг-отыра — орлиной головой. Трепыхались с шелестом орлиные крылья, прикреплённые к их плечам. С затаённым страхом царица чувствовала, как немеет всё её тело, всё медленнее бьётся сердце, замирает дыхание. А сверху уже спускалась огромная птица с головой орла, острыми ушами и золотистыми, как у грифона, перьями, и расправлял крылья на ветке златоклювый ворон.

Но вот оба шамана завертелись на месте, забили в бубны ещё сильнее и вдруг разом упали наземь. Тьма навалилась на Ларишку, дыхание прервалось. Миг спустя она осознала, что стоит и видит у своих ног... саму себя, лежащую между двух шаманов. А рядом стояли... они оба и взмахивали крыльями. Царица не успела удивиться, когда остроухая птица мягко, но уверенно взяла её когтями под мышки и понесла вверх. Следом взлетели Зорни с Лунг-отыром, а за ними — Аристей, вдруг выросший в половину человеческого роста. Ларишка ещё успела помахать рукой мужу, и тот взмахнул рукой в ответ. Остальные же, кроме Вышаты и двух волхвинь, даже не подняли голов.

— Мы теперь духи. Нас земными глазами увидеть нельзя, если сами не захотим, — сказал Зорни. — Эх, хорошо взлетать вместе с огнём, с дымом!

— Если тебя самого не жгут, — отозвался Лунг-отыр.

Ночь выдалась на редкость ясная. Впервые за много дней разошлись облака, и небо сияло россыпью звёзд. Такая же россыпь сверкала внизу, в водах Сылвы, узкой лентой тянувшейся на север между тёмными лесами. А вверху текла на север другая, звёздная река, которую греки звали Млечным Путём.

— Видишь — вот дорога птиц, дорога духов умерших, дорога шаманов? По ней быстро долетим, — сказал Зорни.

На душе было удивительно легко, спокойно и весело. Даже Ларишка чувствовала себя так, будто всю жизнь летала выше птиц. А ночные птицы, словно мыши, шныряли под ногами. Иногда мимо пролетали шаманы: кто на привязанных крыльях, кто на бубне, кто на орлах, филинах или воронах. Завидев Аристея, они почтительно кланялись.

Тем временем у костра воины вполголоса, словно боясь разбудить трёх лежавших, пели песни — сарматские, венедские, манжарские. Пел вместе со всеми и царь, но тревога шевелилась в его сердце, когда он глядел на застывшее лицо и неподвижную грудь жены. Он помнил: душа в это тело могла и не вернуться, могла не прийти вообще никуда и ниоткуда.