Дэйл Браун - Воинский класс

— А если вы ввели эксплуатационные ограничения, почему появились повреждения крыла? — Фурсенко заколебался и Казаков понял причину. — Должно быть из-за того, что Егоров и Стойка нарушили эти ограничения. Я прав?

— Им было приказано сбить патрульные самолеты, — напомнил Фурсенко. — И они сделали хорошую работу…

— Они сбили только один бомбардировщик!

— Это было очень хорошо, учитывая противостоящие им силы, — напомнил Фурсенко. — Он столкнулись с четырьмя подготовленными турками и сумели сбить двоих, возможно, троих.

Казаков посмотрел в кабину. Геннадий Егоров сидел на переднем месте с повязкой на голове, вводя данные в систему, пока техники проверяли электросистему.

— Что с Егоровым?

— Легкое сотрясение мозга, полученное в ходе маневров уклонения. Санитар сказал, что все нормально.

— А Стойка?

— Вон он, — опасливо сказал Фурсенко. Казаков увидел, что Стойка держит в руках чашку чая, закрыв глаза.

— По-моему, у него грипп. Когда вы намерены дать новый список целей?

— Немедленно, — сказал Казаков. Он сердито посмотрел на Стойку и понял, что у этого засранца был отнюдь не грипп. — Две из них нужно поразить этой же ночью.

— Это рискованно, — сказал Фурсенко. — Тяжелое вооружение предполагает использование внешних узлов подвески…

— Почему? Есть внутренние отсеки. Две единицы вооружения — две цели [129] В главе 2 указано, что во внутренние отсеки вооружения помещалось 8 1000-кг бомб, что считалось позорно малой величиной. В первом налете на Кукес Мт-179 был оснащен четырьмя Х-29 и двумя 500-кг бомбами. Впрочем, тогда Мт-179 был бомбардировщиком, а не истребителем. .

— Это рискованно, — пояснил Фурсенко. — Как правило, на самолет устанавливается в два раза больше боекомплекта, чем нужно для, для обеспечения успеха в случае отказа вооружения или промаха. Две цели — четыре единицы боекомплекта.

— Значит используем внешние узлы подвески.

— Установка ракет «воздух-земля» на внешние узлы подвески означает, что мы не сможем установить на них ракеты «воздух-воздух» из-за ограничений по весу. Вооружения «воздух-земля» намного тяжелее и предъявляют большие ограничения маневренности.

— И? Внешние узлы и бомбоотсек для ударного вооружения, ракеты во внутренних пусковых для самообороны.

— Но мы не можем использовать внутренние установки, сэр, — сказал Фурсенко. — Повреждения…

— Вы говорили, что устранили повреждения.

— Мы исправили повреждения, полученные при запуске ракет в последнем вылете, но еще не устранили основную проблему, — сказал Фурсенко. — Кроме того, могут иметь место серьезные повреждения крыла, которые мы пока не могли выявить. Я бы предостерег от использования внутренних пусковых установок за исключением крайних ситуаций. А для большей безопасности я бы советовал даже не устанавливать ракеты в пусковые установки.

— Я плачу людям большие деньги именно за риск, доктор, — решительно сказал Казаков. — К тому же, если они смогут довести самолет обратно одним целым, я хочу, чтобы они их использовали. Ракеты не снимать, но использовать только при абсолютной необходимости — не атаковать цели просто так, даже если есть возможности. Оформите приказом.

— Но тогда не останется никакого оборонительного вооружения для противостояния угрозам, — настаивал Фурсенко. — Нам потребуются внешние узлы подвески для установки как оборонительного, так и ударного вооружения.

— Фурсенко, мы начинаем ходить по кругу, — раздраженно сказал Казаков. — Сначала вы говорите, что мы не можем использовать внутренние пусковые, затем говорите, что не сможет выполнить операцию без использования внутренних пусковых. Что вы действительно хотите сказать, доктор? Что самолет не готов к полету?

— Я… Я не это имел в виду, — наконец, ответил Фурсенко. — Это небезопасно без тщательного осмотра и ремонта.

Павел Казаков, похоже, что-то понял. Он кивнул и пожал плечами.

— Тогда, возможно, следует поразить одну цель, — сказал он. — Вас это устроит, доктор? Тогда можно использовать внутренний отсек для ударного вооружения, а внешние узлы подвески — для оборонительного.

— Использование внешних узлов подвески порождает другую проблему, так как они значительно увеличивают эффективную площажь рассеивания, что плохо сказывается на малозаметности, — пояснил Фурсенко. — Если следует поразить только одну цель, мы могли бы оставить две оставшиеся внутренние пусковые установки для экстренных случаев, а внутренний отсек использовать для ударного вооружения.

Казаков снова кивнул. — А что Геннадий и Ион? Они в порядке?

— Геннадий, похоже, в порядке. Он под наблюдением, но, похоже, сотрясение мозга никаких последствий не возымело [130] Ну да, сотряс — не простатит, за часок пролетит . — Фурсенко взглянул на Стойку и нахмурился. — Что касается Иона… Нужно проверить, как он оправился. От гриппа.

Казаков кивнул и посмотрел на Егорова, копавшегося в приборах и общавшегося с техниками через гарнитуру.

— Если нужно будет выполнить испытательный полет, Геннадий сможет сделать это сам?

— Конечно. Генадий квалифицированный пилот и почти настолько же знаком с «Tyenee», как и Ион. Я мог бы полететь штурманом или отправить для этого одного из техников.

— Замечательно. — Казаков направился к Стойке. Тот не встал и даже не обратил внимания, просто сидя, закрыв глаза руками.

— Ион? Я надеюсь, тебе лучше? Я могу чем-то помочь?

— Я сделал все, что мог, Павел, — простонал Стойка. До носа Казакова донесся слабый перегар. — Мне просто нужно немного времени, чтобы собрать голову воедино.

— Это точно, времени уйдет много, — сказал Казаков. Стойка поднял на него воспаленные глаза и собирался спросить, к чему это было сказано, и увидел, как Казаков вытащил из кобуры 9-мм «Сиг-Сойер Р226», направил его Стойке в голову и нажал на спуск. Половина черепа Стойки разлетелась во все стороны, и его безжизненное тело, увенчанное мешаниной костей, плоти и мозгового вещества рухнуло на пол. Казаков сделал еще три выстрела в глаза и рот тела Стойки, пока его голова не превратилась в один комок кровавого месива.

Он повернулся к Фурсенко, все еще сжимая пистолет в кулаке и стел брызги крови и мозгового вещества со своего лица, превратившегося в жуткую маску смерти.

— Больше никаких оправданий от кого бы то ни было! — Рявкнул он. — Никаких оправданий! Когда я говорю, что что-то должно быть сделано, это должно быть сделано! Когда я говорю, что цель должна быть уничтожена, она должна быть уничтожена, или не возвращайтесь на мою базу! Меня не интересуют безопасность, неисправности, осветительные огни и тому подобная хрень! Вы делаете дело или подыхаете! Это понятно?