Борис Батыршин - Крымская война. Соратники (СИ)

Подтверждая слова боцмана, ухнула карронада, ее поддержали ружья. Проворачивая колеса, пароход удалялся прочь. Но это ненадолго - сейчас развернется и ударит форштевнем, подомнет, утопит...

По глазам ударил ослепительный мертвенно-белый свет, и Федя повалился , на дно катера, на решетчатые пайолы, засыпанные угольной крошкой. Семикозов орал, размахивая руками, а Федя, обмерев от неожиданности, смотрел, как прожекторный луч уперся в борт парохода, пошарил туда-сюда, и вдруг погас. Секунда, две, три, и вдруг все звуки утонули в чудовищном вибрирующем вое. Над головой, прямо к борту англичанина, подобно лучу марсианского треножника, о которых Федя читал еще гимназистом, протянулся светящийся шнур. Эффект был ужасен: куски дерева, слепящие высверки рикошетов полетели выше мачт, высокая труба разлетелась лохмотьями, кожух колеса смяло, будто японского бумажного журавлика в кулаке. Шестиствольная пушка «потомков», понял Федя. Да, это вам не револьверный Гочкис, какие ему случалось видеть во время учебы в Морском корпусе. Те надо было приводить в действие, вращая массивную рукоятку, скорострельностью они намного уступали обычному «Максиму». Здесь же...

Над нещадно избиваемым пароходом взметнулся султан пара, подсвеченный изнутри оранжевыми сполохами - взорвался паровой котел. Прожектор обежал бухту и замер, лег на воду огромным световым тоннелем.

Семикозов потряс мичмана за плечо:

- Тонем, вашбродь! Дно, аки решето, из ружей издырявили, храпоидолы!

Мичман с трудом оторвал взгляд от страшного зрелища расправы с пароходом и посмотрел под ноги. Вода уже заливала пайолы, тонкие струйки сочились из дырок в бортах. Катер медленно оседал на корму.

— Надеть спасательные пояса! Семикозов, правь к прожекторному лучу, это «Адамант» сигналит тем, кто возвращается. Будем держаться в полосе света - заметят, подберут!

Шальная пуля прилетевшая со стороны близкого берега, стукнула Федю в бедро. Юноша покачнулся; Семикозов подхватил его, не дал свалиться за борт, а из темноты приближались шлепки колесных плиц - к погибающему катеру походил пароход. Федя, кривясь от боли, потащил из кобуры наган, присмотрелся, и лицо его озарила улыбка. На полубаке размахивала непривычной формы карабином затянутая в черное фигура. Из-за спины у него высовывались головы в мохнатых казачьих папахах и матросских бескозырках.

«Свои, слава Николе-угоднику. Еще поживем...»

IV

Пароходофрегат «Владимир»

18 октября 1854 г.

22.56

Андрей Митин

Осколочно-фугасный снаряд, выпущенный из пушки Канэ, проломил опер-дек и наполнил пространство батарейной палубы вихрем раскаленных осколков. Большая их часть пропала зря - впились в дерево бимсов, бортов, палубного настила; другие рвали живую плоть, и лишь немногие прошили деревянные ящики, полные полотняных мешочков - пороховых картузов, заранее поданных к орудиям. Но и этого вполне хватило. Все вокруг мгновенно заволокло удушающим огненным вихрем, через пушечные порты наружу выхлестнуло пламя. Рев пламени заглушил вопли заживо сгоравших моряков, уцелевшие прыгали в море, не пытаясь бороться с пожаром. Три залпа, один за другим, превратили корпус «Санс-Парейля» от гальюнной фигуры и до самой грот-мачты в гору дров. Но линкор, как ни странно, не получил ни одной подводной пробоины и держался на воде, великанским факелом озаряя гавань. А пушки Канэ продолжали крушить несчастный корабль - Зарин буквально выполнял приказ «обеспечить гарантированное уничтожение груза». Возле бортов «Алмаза» то и дело вырастали всплески: тридцатидвухфунтовки с верхних деков «Аретьюзы» и «Сидона» пристрелялись по крейсеру, и теперь ядра, нет-нет, да и попадали в стальной борт. Некоторые проламывали тонкий металл и влетали внутрь, не нанося серьезных повреждений, остальные отскакивали, оставляя глубокие вмятины и выбитые на стыках листов обшивки заклепки.

- Руль право! - скомандовал Бутаков. - Перенести огонь на «Аретьюзу»! Андрей Геннадьич, дайте радио на «Морской бык», пусть займутся вторым...

«А Бутаков-то, каков красавчик! - отметил про себя Андрей, вытаскивая из кармана рацию, - И когда это успел как освоился с новой терминологией? А ведь месяц назад не то, что о радиосвязи - об электрическом фонарике понятия не имел...»

- Есть, Григорий Иваныч, «Морской бык» передает: «Выполняю».

- Отлично, господа! - Бутаков потер ладони. - Сейчас Авив Михайлович им даст прикурить...

В иное время «Владимир» не смог бы на равных драться с «Аретьюзой»; полсотни тяжелых орудий гарантировали парусному фрегату чистую победу в артиллерийской дуэли. Но сейчас прожектора слепили глаза британских канониров, «Максимы» стервенели, выкашивая расчеты, семидесятипятимиллиметровые снаряды, как бумагу, прошивали борта и рвались в тесном межпалубном пространстве. Бомбические орудия пароходофрегата успели сделать всего два залпа, и Бутаков, оценив нанесенные повреждения, скомандовал перенести огонь на линейный «Венженс», с которого до сих пор не прозвучало ни одного выстрела. За кормой гибнущей «Аретьюзы» пытался развернуться «Сиддон», но это у него не очень-то получалось - сначала пушки Лендера, стреляя в упор, разворотили шканцы, а потом стальной форштевень бывшего турецкого угольщика сокрушил кожух правого колеса. Потерявший ход, лишившийся почти всех офицеров «Сидон» выкинул белый флаг, но и это не помогло англичанам - идущая в кильватере «Морского быка» «Одесса» безжалостно хлестала беспомощный фрегат пулеметными очередями.

Эскадра Бутакова ворвалась в гавань сразу после того, как ее покинули остатки минной дивизии. Последним в открытое море убрался «Баньши», подбиравший команды брандеров, потопленных катеров и разбитых минных таранов. В бухте к тому времени творился сущий ад - то там, то здесь пылали и тонули корабли; скопище транспортов возле пирсов превратилось в один гигантский костер. Английские паровые суда, успевшие дать ход, одно за другим, вытягивались к входу в бухту, попутно стреляя по всему, что двигалось на поверхности - по большей части, по своим же шлюпкам. Ни о каком упорядоченном сопротивлении речи уже не было, а потому Истомин, посоветовавшись с Бутаковым, скомандовал: «Вперед!»

Контр-адмирал держал вымпел на «Адаманте» - он по достоинству оценил возможности, предоставляемые средствами связи и наблюдения «потомков». Оттуда флотоводец видел все, что творилось в бухте, намного лучше, чем непосредственные участники событий - «Горизонт» исправно гнал картинку в оборудованный на ПСКР центр управления боем.

«Отряд ночного боя» атаковал двумя кильватерными колоннами. Первую вел «Владимир», вторую - «Морской бык». «Алмаз» двигался на траверзе флагмана, длинные стволы его орудий с пугающей частотой выбрасывали полотнища огня. Чуть позже к канонаде присоединились скорострельные пушки «Владимира» и «Морского быка», затем загрохотала и гладкоствольная артиллерия парходофрегатов. Прожектора нашаривали цели, ослепляя британских канониров, кое-как пытавшихся отвечать на огонь; оставшийся позади «Адамант» водил лучом по береговым батареям, готовясь, если какая-нибудь из них оживет, обработать цель из своей ужасной скорострелки. Но турецкие батареи этой ночью, похоже, держали нейтралитет. А может, просто не могли разобрать, в кого стрелять в этом хаосе.