Сергей Анисимов - Вариант БИС: Вариант Бис. Вариант Бис-2

Все, кто имел доступ к выкладкам данных о пролетах вражеских самолетов через линию фронта (пусть даже через третьи-четвертые руки), соглашались с тем, что количество самолето-вылетов американских и английских воздушных разведчиков, включая сюда и флотские, за последние месяцы увеличилось слишком уж резко. Вдобавок за тот же период времени, считая где-то с середины декабря, значительно повысилась и доля боевых машин, задействованных на выполнение разведывательных миссий. Как и многое другое, чему интервенты после нескольких крупных провалов в начале войны начали придавать серьезное значение, авиаразведка у них получалась теперь достаточно результативной. И хотя каждый истребитель, штурмовик или бомбардировщик, отправленный в вылет с панорамной фотокамерой вместо ракетно-бомбовой нагрузки, снижал тем самым непосредственное давление на войска, промышленность и гражданское население, вражеские авиаудары постепенно становились все болезненней и точнее. Многие соглашались с тем, что это не к добру.

Грузовик гудел и рычал, всеми своими лошадиными силами протестуя против движения в гору. Флаг-минер, разумеется, сидел в кабине, но Алексей не слишком ему завидовал — в кузове, среди шинелей и мягкого барахла непонятного назначения, оказалось неожиданно уютно и даже тепло. Почти упираясь в него боком, лежал адъютант флаг-минера, находящийся в разъездах настолько часто, что даже его лицо вспоминалось Алексею как вечно озабоченное не проходящей усталостью. Напротив снова прилег переводчик, а сбоку от него, чуть ли не обнимая какой-то обшитый мешковиной немаркированный ящик, с присвистом, перекрывающим даже шум ветра над закрывающим половину кузова дырявым брезентом, спал юный матросик лет шестнадцати. Что-то он такое важное вез в тот же Йонгдьжин, что ему позволили ехать с ними.

— Зачем разбудил? — ворчливо спросил Алексей у переводчика Ли. — Едем еще и едем…

— Вы же сами просили, — возразил тот, на удивление ровным, давно проснувшимся голосом — будто и не трясся всю ночь рядом, отбивая бока, ощущая тычки булыжников и ухабов в самую селезенку.

Вздохнув, Алексей мучительно попытался не закрыть глаза снова. Он заставил себя сесть и тут же сморщился от боли в спине. Нет, такое передвижение, конечно, здоровья не прибавляет — но, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Учитывая то, что моряки понимали под понятием «ходить», и то, что творилось в ближайших морях, пословица эта приобретала новый, достаточно интересный смысл.

— Тхонгхон проезжали ночью, где-то с час назад, — сообщил зачем-то Ли. — Вы не видели?

Алексей, которого передернуло нервным смешком от слова «ночью», покачал головой и, поняв, что Ли его все равно не видит, коротко отозвался:

— Нет. Я спал крепко.

Боец, обнимающий свой ящик с секретами, что-то со всхлипом произнес во сне по-корейски. Машину подбросило на очередном ухабе, и всех резко мотнуло вбок, но водитель выровнял траекторию движения, и спящие даже не слишком побеспокоились. Судя по тому, что Алексей действительно просил разбудить его за полчаса до прибытия, до ВМБ Йонгдьжин оставалось буквально чуть-чуть. Он не был уверен, спал Ли в итоге хоть сколько-то или воспринял его простую просьбу слишком серьезно, но это, в конце концов, его не слишком волновало. Ли имел ранг командира взвода и для любой нормальной войны был уже достаточно взрослым человеком, чтобы заботиться о себе самому. То, что ближайшие часов двадцать ему придется почти непрерывно переводить с корейского и на корейский, обеспечивая инструктаж военным советником командира и офицеров минного заградителя, он прекрасно знал. То, что перевод — это на самом деле тяжелейшая работа, для самого комвзвода Ли тоже новостью не является. Значит, пусть будет готов работать. Никаких скидок на «не выспался» или «проголодался» Алексей не припоминал — ни в те времена, когда он сам был в возрасте этого Ли, ни когда он был еще на несколько лет младше и впервые в жизни ловил визиром взблески залпов вражеской береговой батареи, управляя огнем чешских 140-миллиметровок своей канонерки.

— Вот, — Ли ткнул рукой за борт машины, в что-то, чего Алексей все равно не мог видеть из-за тента. — Опять бомбили. Что здесь можно бомбить? Здесь три раза все уже давно сгорело: каких-то пятьдесят — шестьдесят километров до фронта…

— Понятно…

— Все население разбежалось давно. Все равно ни сеять, ни убирать, ни рыбу ловить. Здесь уже несколько раз фронт туда-сюда перекатывался. Если кто на север не успел уйти, того лисынмановцы мобилизовали, а то и просто убили на месте. Тут кошмар, что творилось тогда, — никакой жалости ни у кого не было. Девушек, женщин, стариков — все равно. Или угнали, или застрелили, или закололи пиками. Все, мол, ради того, чтобы спасти их от коммунистов. «Ах, ты не хочешь спасаться от коммунистов? Значит, ты сам коммунист!» — и пикой живого человека в бок.

Последние слова он произнес с такой горечью, что Алексей вздрогнул. Самым страшным в сказанном было даже не само содержание — то, что южнокорейцы и интервенты творили на захваченных территориях, было ему достаточно хорошо известно: политическая работа в войсках КНА, не исключая и флот, была налажена почти образцово. Кое о чем Алексей читал еще до отправки, в советских газетах, да и слепым он тоже пока не стал. Самым жутким, до мурашек, до зябкого передергивания в плечах, ему показались не слова, а тон. В первую очередь именно потому, что Ли, чистокровный китаец с севера, говорил на русском так, что ему уже можно было преподавать в школе где-нибудь далеко от Москвы: в Иркутске или Оренбурге. Акцент в его речи все еще чувствовался, но уже не мешал улавливать интонации — с ним Алексей свыкся настолько, что почти не замечал. Не зная, что можно ответить на сказанное, и испытывая растерянность именно потому, что не мог подобрать нужных слов, Алексей просто промолчал. Замолчал и молодой офицер, глядя куда-то перед собой. Так, в молчании, они и доехали до того местечка, которое на картах называлось Йонгдьжин.

Не имевший при себе ни изданных в Советском Союзе карт, ни весящего многие килограммы и оттого не захваченного с собой на новое место службы Морского атласа, опытный штурман капитал-лейтенант Вдовый в глубине души сильно сомневался в том, как правильно пишется это название, — как и многие другие наименования городков, бухт, островков и заливов. Карты здесь имелись или корейские, перепечатанные с британских, но со всеми названиями и служебными надписями в местном алфавите, или трофейные, оставшиеся со Второй мировой японские. С ними было не легче. Третий вариант являлся самым паршивым по качеству — это были снова английские, но изобилующие неточностями и грязные от скопившихся на них за много лет работы многочисленных пометок. Единственное, что спасало, — на этих картах (несколько листов вразбивку) по крайней мере был латинский шрифт.