Олег Быстров - Диверсантка (СИ)

И тут же подала сигнал рация. Бруно внимательно выслушал радиста из группы наблюдателей, оставленной возле щита, и обескуражено отключил рацию.

- Не получилось?! - встрепенулась Катрин.

- И да, и нет, - пожал плечами Шлезвиг. - В мишень вы не попали, но участок леса в ста метрах от него выжгли дотла. Группа сейчас борется с огнём, чтобы не начался лесной пожар. Однако расстраиваться не стоит - отрицательный результат тоже результат.

В течение нескольких последующих дней шли интенсивные эксперименты. В конце концов, причину удалось выяснить, а заодно и особенность наведения: Катрин во время посыла должна видеть объект собственными глазами. Ни воспоминания об увиденном, пусть даже яркие, ни фотографии, ни детальное изучение мишени накануне опыта не помогали. Только прямой визуальный контакт. Допускалось применение оптики, можно было показать хотя бы размытый силуэт вдалеке, но показать обязательно. Катрин должна была его увидеть.

После того как оборудовали площадку на возвышении, и стал просматриваться краешек замаскированного в кустах щита, Катрин с лёгкостью прожгла в шестидесятимиллиметровой броне дыру величиной с кулак взрослого человека. Бруно провёл ещё ряд опытов. Он показывал Катрин объекты загодя, а после завязывал ей глаза, заставлял отворачиваться, выводил в другую комнату - результаты следовали сплошь отрицательные. Но стоило ей лишь мазнуть взглядом по мишени, и она с лёгкостью сжигала любые предметы, растирала их в пыль, ломала на мелкие части. Творила, что хотела.

Шлезвиг долго размышлял над этим фактом и пришёл к выводу: глаза человека связывают его информационное поле с окружающим миром. Недаром говорят: глаза - зеркало души. Или «я прочёл в его взгляде». Есть множество устойчивых выражений по этому поводу. И получается, оператор взглядом своим задаёт вектор движения силы Врил. То, что кристалл выбрасывает именно эту загадочную энергию, Шлезвиг не сомневался. Однако с новым фактом придётся считаться, учитывать его как обязательное условие.

Но на этом сюрпризы не кончились. Когда дошло до определения дистанции эффективного поражения, обнаружилась ещё одна деталь: чем дальше оператор от артефакта, тем связь с ним слабее. Терялись и сила, и точность воздействия. Это было ещё более неприятно. Если точность попадания ещё можно компенсировать «ударом по площадям», то как быть с эффективностью? Что ж это за сверхоружие, если оператор вынужден везде таскать за плечами увесистый булыжник? О какой диверсионной работе может идти речь?

Шлезвиг не находил себе места, день и ночь ломал голову над проблемой. Создать передвижной пункт? Например, железнодорожный вагон, где можно будет разместить и Гондукк, и Тора, и пыточную камеру. И что? Таскать этот вагон вдоль линии фронта, дожидаясь достойных целей? Да и пути есть не везде, а во время войны они будут выходить из строя в результате бомбёжек и артобстрелов. Ерунда. Погрузить на самолёт? Дать Хейнкелю или Юнкерсу задание на постройку особой машины, высотной, мощной, с большим запасом хода. Так же можно рассуждать и о кораблях, субмаринах, ещё чёрт знает о чём. Шайзе! Все они уязвимы! Один меткий зенитчик, торпедист, одна из сотен случайностей, что случаются в боевых условиях, и всему проекту крышка. Что же делать? Как приблизить Гондукк (по возможности незаметно!) к предполагаемым объектам, и не потерять при этом силу Врил, источаемую Тором?

Был поздний вечер. Бруно шатался по лагерю, не находя себе места. Вся его великолепная идея неожиданно споткнулась о препятствие, преодолеть которое он не мог. И вдруг заметил, что в лабораторном бараке горит свет. Странно, сейчас там никого не должно быть. Шлезвиг направился к лаборатории и тихонько вошёл.

В испытательной комнате горела настольная лампа. Гондукк стояла перед кристаллом на коленях, словно перед алтарём. И что-то шептала...

Бруно Шлезвиг не знал об экспериментах доктора Бертольда. После того, как ему передали проект «Пепел», - такое название получила работа с Тором, - все данные по оператору Шлезвигу не открыли. Тем более, он не мог знать, какую важную роль начинал играть артефакт в жизни девочки. Ведь это был единственный способ стать Валькирией! Пусть суждено ей всю жизнь выглядеть девочкой восьми лет невеликого росточка, и никогда не стать ей ни женщиной, ни матерью. Пусть не способна она ни на что, кроме как разить врага бесшумно и наверняка. Но зато это она должна научиться делать на все сто двадцать процентов. И стать Валькирией!

Профессор был прав - она взрослеет, хотя снаружи этого и не заметить. И понимает: чудесные девы, уносящие героев в заоблачный город Асгард, всего лишь миф. Жизнь проще и скучнее сказки, и в этой жизни она навсегда останется маленькой уродкой. Экспонатом кунсткамеры, затейливым вывертом германского научного гения. Никогда не выйдет она замуж, ни один мужчина не назовёт её своей любимой. Не будет крылатого коня, и рогатый шлем никто не наденет на её голову, а спрячут от всего мира и будут использовать как пушку невиданного калибра. Вот такая судьба. Но именно поэтому, - для себя, для Терезы, в память об отце, - она должна получить в руки хотя бы сияющий меч! Ну, не меч, так молот - так даже лучше. И сейчас Катя Соболева, превращённая в диверсантку Гондукк, молила Тора о снисхождении. Просила своими словами, приходившими прямо из сердца, дать ей возможность воплотить свою мечту. Наперекор всему!

Шлезвиг замер, поражённый необычной сценой. Воздух в комнате сгустился, будто пропитался удушливыми испарениями, тоской и безысходностью. Лампочка то ярко вспыхивала, то тускнела, словно был это не электрический прибор, а трепещущая на ветру свеча. Атмосфера в лаборатории более напоминала службу в храме, но была при этом столь напряжённой, насыщенной духом потустороннего, неземного, страшного, что Бруно, если бы и захотел, не смог бы вымолвить слово или двинуться с места.

Неожиданно в полной тишине прозвучал хрустальный звон, и от кристалла откололся маленький осколок, размером с мизинчик девочки. Скол был совершенно гладкий, будто отрезали ножом кусочек масла.

Катрин взяла осколок, сжала в кулачке и прижала руку к груди. Губы её шептали: «Благодарю тебя, о Тор!»

Тут Бруно шумно выдохнул, чем обнаружил своё присутствие. Катрин встала с колен, повернулась и усмехнулась в глаза куратору. Такой усмешки Шлезвиг ещё не видел: были там и уверенность, и превосходство, и неизбывная горечь. Та, что появляется порой, когда человек понимает: последние мосты сожжены и обратного хода нет.

- Я думаю, оберштурмфюрер, многие наши проблемы только что решились. - Сказала, и вышла из лаборатории.

Катрин назвала осколок Мальчиком. Она сама аккуратно вшила его в животик плюшевого медвежонка, с которым теперь почти не расставалась. Зато никаких проблем с наведением Молота Тора - так теперь она называла энергетический поток - Гондукк больше не испытывала. Артефакт продолжал лежать на своём постаменте в лаборатории, Катрин могла удаляться от него на любое расстояние. В нужное время, лишь палач из гестапо принимался за очередную жертву, она ловила энергетический луч, наводила на нужный объект и разносила его в щепы. Под удар могло попасть что угодно - Катрин с лёгкостью разваливала на камни укрепления полигона, сносила башни учебным танкам, заваливала траншеи, предназначенные для отработки боя в тесном пространстве. Но больше всего ей нравилось жечь, вызывать бурю пламени, не оставляющего после себя ничего, кроме горстки летучего пепла.