Андрей Кощиенко - Трени-ян [с иллюстрациями]

— Сонсен-ним, — по-деловому обращаюсь я к дедушке-хранителю, — у вас есть что-то получше этих дров, которые вы мне дали?

— Зачем тебе? — недовольно гундосит в ответ дедушка, — Ты же только учишься… Испортишь…

Фига се! Он что, спецом мне это "Г" — подсовывает? В целях сохранения хороших инструментов?

— Я не собираюсь уродоваться, учась на этих… Этом… в общем, если у вас ничего больше нет, то я пойду и скажу учителю, что мне не на чем играть! Пусть школа покупает мне новый инструмент! Вот!

Дедуля пристально смотрит на меня, потом недовольно цокает языком и осуждающе качает головой. Поджимает губы, разворачивается и, шаркая ногами по полу, уходит куда-то в недра своего склада. Минуты три его не видно, потом он возвращается, держа в руках тёмного цвета гитару.

— Пробуй эту! — командует он, аккуратно кладя на стойку чуть слышно загудевший от удара об неё инструмент.

— Совсем другое дело, сонсен-ним! — довольно говорю я, взяв гитару в руки и "попробовав", — Очень хороший звук! Где вы только такую нашли?

— Не испорть, — напутствует меня кладовщик, не став распространяться про место обнаружения "качественного артефакта", — это не барабан. Не починишь.

— Не волнуйтесь, сонсен-ним! — ободряю, его я и обещаю, — Верну, как новенькую!

— Это старая гитара, — возражает мне он, — поэтому и говорю, — не испорть…

(столовая, школа Кирин. ЮнМи разговаривает с женщиной на раздаче)

— Ачжумони, — вежливо обращаюсь я к женщине, работающей на раздаче, — а у вас есть — европейская кухня?

Ачжумони, похоже, от "внезапной неожиданности" вопроса на мгновение теряется.

— У нас корейская кухня, — через секунду собравшись с мыслями, отвечает она.

— Но Кирин ведь международная школа? — недоумеваю я, — Значит, тут должны учиться иностранцы. Разве для них вы не готовите специально?

— Первый раз про такое слышу! — изумляется тётушка и добавляет, — Ничего мы специально не готовим!

— Но почему?! — недоумеваю я.

Неужели они едят корейскую еду, эти иностранные студенты? Которых, кстати да, я тут так и не видел.

— Зачем отдельно готовить? — не понимает ачжумони, — Корейская кухня — это лучшая кухня в мире. Разве ты этого не знаешь? Откуда ты приехала, девочка, что требуешь европейскую еду? Из Европы?

Я вздыхаю, вспомнив про корейский местечковый патриотизм. Что-то я расслабился. Можно было даже не спрашивать.

— Так откуда ты приехала? — не отстаёт от меня тётушка.

— Кореянка я, — ещё раз вздохнув, сознаюсь я, — ниоткуда я не приехала…

— А что ты тогда тут привередничаешь? Смотри сколько тут настоящей корейской еды!

Слышу за спиною смех. Оборачиваюсь.

А-а, знакомые всё лица! Недалеко от меня, тоже стоя с подносами у раздачи, ЁСыль и две её подруги смеются явно по поводу моего общения с аджумой. Лица её подружек помню, видел, но, как звать — до сих пор не знаю. Да оно мне надо, это знать? Отворачиваюсь. Тётушка! С той стороны — ЁСыль, с этой — тётушка! Ну и обед у меня сегодня… Ещё к еде не притронулся, а уже — изжога…

— Возьми кимбап, — продолжая со мной общаться, предлагает мне ачджума, видимо не заметив, как я оборачивался, — пибимпаб, чо-коги погым, чемпени, камди-ча…

Тётушка, энергично тыкая издали рукой в называемое, перечисляет названия представленных на раздаче блюд.

Камди-ча? Салат из полусырой картошки? Знаем, жовывали…

— Твенжан, — щедро предлагает аджума…

Твенжан

Без всякого энтузиазма смотрю на предлагаемое к поеданию. Твенжан — тёмно-коричневая, густо сделанная паста из сои. Вид у неё — ну совершенно не к столу! Да и на мой вкус, тоже… Не к столу.

— Ачжумони, — обращаюсь я к женщине, — а у вас есть — рамён? Просто рамён? Без всяких соусов и приправ. Просто рамён. Можно немного добавить сливочного масла.

— Да что же это такое?! — всплёскивает руками тётушка, — Ничем тебе не угодишь! Посмотри, сколько вкусной еды, а ты просишь голый рамён! Без всего! Что с тобой такое?

— Диета у меня такая, тётушка, — в третий раз печально вздохнув, отвечаю я, — для очистки кожи. Нельзя ничего острого и пряного. А европейская пища вся такая… пресная… Поэтому, я её и спрашивала…

— Вон оно, в чём дело! — поняв, кивает тётушка, — Так бы сразу и сказала! Погоди, я сейчас схожу, возьму на кухне рамён…

Сердечно поблагодарив женщину, принёсшую мне с кухни тарелку макарон "без всего" я двигаю свой поднос дальше, подхватывая по дороге известные и "безопасные" для моего вкуса блюда. Беру компот, кусок курицы, ляпаю кусочек масла в макароны, беру булку с изюмом и иду со всем этим своим "бохатством" от раздаточной в зал, ища, куда сесть. Замечаю посреди зала свободный стол, рулю к нему, сажусь, занимаю. Начинаю размешивать в макаронах тающий кусочек жёлтого масла.

— Это наш стол! — недовольно сообщают мне справа.

Поднимаю голову — рядом, с подносами в руках, всё те же — ЁСыль с подругами.

— На нём это где-то написано, сонбе? — вежливо интересуюсь я.

ЁСыль нахмуривает брови.

— Мы всегда тут сидим! — возражает в ответ она, как будто этот факт является неоспоримым основанием для сваливания меня в туман.

— Стол общий, сонбе, — пожав плечами, отвечаю на это я, — я пришла первая, значит, теперь он мой.

— Мы старше! — секунду подумав и не придумав ничего умнее, достаёт свой последний козырь ЁСыль.

— Я уважаю старость, — киваю я и предлагаю, — пожалуйста, сонбе, присаживайтесь. Столик рассчитан на четверых, я одна, вас — трое. Всем места хватит!

— Как ты сказала? — не веря своим ушам, переспрашивает одна из подружек ЁСыль, — Старость?

— Не кажется ли тебе, что ты слишком наглая? — спрашивает у меня ЁСыль и решительно требует, качнув подносом, — А ну-ка, живо уступила нам место!

— Ачджума будет сидеть на двух стульях? — вскинув брови, делано удивляюсь я, и уточняю, — У старушки такая большая задница?

— Ах, ты… мелкая! — двигается в мою сторону ЁСыль, держа поднос в руках.

— Понятие старший предполагает наличие у него большего ума, чем у младшего, — громко говорю я, чтобы соседям за столиками не приходилось прислушиваться, — сонбе, драться, держа поднос в руках — очень глупо, потому, что неудобно. Драться без подноса — просто глупо, поскольку за драки из школы Кирин отчисляют. А драться со мною — совсем глупо. ЁСыл, неужели ты и правда думаешь, что школа, которую я бросила, мечтала о том, чтобы я в ней осталась?

Пауза. Народ переваривает информацию и осмысляет завуалированный намёк.

Оппонентка таращится на меня из-за подноса, как онемевший фашист из амбразуры дота. Я внимательно смотрю в ответ, словно диверсант, примеряющийся кинуть ему подарок в виде гранаты. Секунды три смотрим друг на друга.