Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.

Дав поручение продолжить поиски доктора-авантюрьера (с умеренным усердием, без экстраординарных трат), сочинил широкий план опытов по предохранению корабельных команд от цинги. Свежая зелень, свежая зелень… Где ж ее взять посреди океана?! Оранжерею на палубе не разведешь! А если разведешь, то жить ей до первого шторма. Нет, в ограниченных размерах это возможно: растить, скажем, поморскую «скорбутную траву» в легких переносных ящиках на компосте, упрятанном в парусиновые рукава; при ухудшении погоды убирать в трюм. Только на всю команду сей травки заведомо не хватит. Мнилось более авантажным сбережение свежих плодов при помощи сахарной патоки или спирта — и действительно, наибольший успех принесла именно эта метода. Сицилийские апельсины, плотно уложенные в дубовый бочонок и залитые крепчайшим ямайским ромом, сохраняли целебные свойства на всем протяжении самых дальних плаваний. Правда, для излечения заболевших требовался дозис лекарства, способный быка с ног свалить — однако пациенты не роптали. Для предотвращения же недуга матросам давали после вахты по одному плоду и по чарке получившейся настойки; выдача сия начиналась во второй месяц пребывания в море. Впрочем, это я сильно забегаю вперед, подобный рецепт был введен в действие лишь по итогам долгих изысканий.

А пока вся моя флотилия, исключая «Савватия», пребывала в таких краях, где морякам цинга отнюдь не грозила. Как только на иссушенном летним медитерранским солнцем необитаемом островке жара сменилась приятной зимней прохладой, в единственной годной для крупных судов бухте бросил якорь трехмачтовый корабль. Сотни людей муравьями разбежались по берегу. Выровняв, при помощи пороха, вершины прибрежных скал и устроив надежные брустверы, они втащили туда на канатах морские двадцатичетырехфунтовые пушки. В ложбине, пересекающей самую широкую часть острова (похоже, здесь в древности бежал ручей), днем и ночью, часто переменяясь, долбили шурф. Прошли до уровня моря — и пористый известковый камень сделался влажным, затем сквозь него начала сочиться вода. Пресная вода, которой тут сроду не бывало! В колодезь опустили английский шахтный насос, а наверху для приведения оного в действие собрали из приготовленных заранее частей ветряной привод голландского фасону. Понеже штиль в этой части моря бывает редко, слуги Эола тотчас принялись за работу. Живительная влага потекла по желобу в подставленные бочки. Наполнив их все, матросы в полчаса разобрали ветряк и спрятали в скальной расщелине; о людском присутствии теперь напоминали только уставленные на бухту пушечные жерла — да поднятый на запасной стеньге громадный флаг с золотым леопардом в синем поле. Древний призрак обрел кровь и плоть: под освященным вековой традицией знаменем впервые появились подданные. Вооруженные до зубов и, большей частью, говорящие по-русски. Так родилось на свет княжество Лампедуза.

Новорожденный младенец первым делом пачкает пеленки; новорожденное государство, как водится, принялось пачкать бумагу. Князь Фернандо-Мария — первыый в роду, кто почтил визитом сие владение, — орудовал пером со сноровкой опытного крючкотвора. Рескрипт о назначении вечным наместником острова имперского графа Читтано. Объявление войны Порте Оттоманской. Толстая пачка приватирских патентов. Указ об учреждении призового суда, во главе с лиценциатом права Джузеппе Росетти, обедневшим отпрыском одной из знатнейших итальянских фамилий. Формальности надлежало соблюсти, дабы морские клефты получили законное право сбывать добычу в христианских портах, не опасаясь титула пиратов. Будут ли эти акты (и само существование княжества) признаны всеми соседственными государствами? Так мне и не надо, чтоб всеми. Первый князь Томази ди Лампедуза получил титул из рук Филиппа Четвертого Испанского — теперь королевские наследники не могут забрать сей дар назад, не подвергнув династию бесчестью. Стало быть, признание со стороны Испании и Неаполя уже в кармане. Этого, в общем-то, достаточно. Прочие — как хотят. Жаль только, что мои венецианские компатриоты слишком дрожат перед турками. Принадлежащая республике Морейская провинция была бы, как убежище клефтов, много превосходнее Лампедузы.

Впрочем, и так неплохо получилось. Спустя недолгое время, дары Востока сначала тонким ручейком, затем с каждым месяцем все изобильнее потекли на торги в Бари, Неаполе и Ливорно. Чрезвычайная выгода сей коммерции действовала подобно силе магнита. Архипелагские греки одарены разнообразными талантами: все они отчасти рыбаки, отчасти мелкие торговцы, отчасти контрабандьеры и разбойники. К чему сильнее влекут обстоятельства, тем и займутся. Ныне, обретя выгодные каналы сбыта награбленного, этот храбрый и многочисленный народ дружно повернулся к разбою, подобно тому, как стрелка компаса, ничьею рукой не понуждаемая, сама собой обращается на север. Воинственным промыслом занялись не одни только капитаны, взявшие у меня приватирские патенты; путем бесчисленных ухищрений множество «диких» клефтов пыталось урвать свой кусок, нападая на турок и христиан без разбору и грабя кого попало (не исключая собратьев по ремеслу, если оные зазеваются). Жак Кассар и состоящий при нем флаг-капитаном Лука Капрани всемерно старались упорядочить и подчинить сию стихию — но лишь с частичным успехом. Едва ли десятая часть архипелагцев выказала готовность встать под команду француза, да и те исполняли только приказы, кои находили выгодными для себя.

В этом я не усматривал большой беды. Отсутствие средств понуждения, присущих настоящему государству, препятствует организации людских масс по привычному армейскому образцу; многочисленность и разнородность вовлеченных в движение толп затрудняет создание сплоченной шайки, подчиненной воле атамана. Что ж, есть другие способы — более косвенные, коли угодно, — но в конечном счете позволяющие любой бунт обуздать и запрячь в полезную работу. Контролируя скупку добычи, а равно поставки клефтам оружия и пороха, по мере нужды примиряя и стравливая, спасая и губя, возможно оставаться в тени и в то же самое время управлять этой силой, по внешности дикой, непокорной и далеко превосходящей частные средства любого отдельного человека.

Не одна только денежная выгода была побуждением в сем прожекте. Большая европейская война (в которую, по французской интриге, вмешались и турки) манила меня, как юношу — соблазны любви. Но вот незадача: ввиду злопамятности санкт-петербургского двора, в армии обеих империй опальному генералу хода не было. Сражаться же против своего отечества (а равно против союзников оного) сам не хотел. Хотя звали. О, как еще звали-то! Вообще, много куда звали. Больше всего завиральных политических идей рождали земляки-италианцы, и почти каждому прожектеру требовался умелый военачальник, который бы пробил дорогу к власти, получил свои два сольдо и без следа растворился в воздухе. Вроде бы ваш покорный слуга не давал повода подозревать себя в крайней глупости либо чрезмерном бескорыстии; так почему же сии мечтатели возлагали на меня столь фантастические надежды? Не все подобные истории удавалось избыть без вреда.