Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.

Самозваный паша, однако ж, оказался упорным. Оно и понятно, в его положении. Оттоманская Порта дает много воли провинциальным властям, дозволяя оным грабеж и бесчинства против обывателей, — зато карает за упущения без жалости. Победа или смерть — смерть мучительная и позорная, под рукой палача, — вот выбор, который встал перед Гассаном после жестокой конфузии в бухте Конильи. Турки держали тесную блокаду, вели не слишком точные, но раздражающие обстрелы, пытались разведать слабые места в обороне. Их вспомогательные суда так и сновали между окрестностями Лампедузы и матерым берегом, обеспечивая флотилию припасами и подкреплениями, К нам же за все время сумели прокрасться лишь две небольшие фелюки. Шел день за днем, неделя за неделей. В моем гарнизоне появилась цинга. Что толку от знания, как бороться с недугом, если все царство Флоры на острове представлено сухими колючками?! Даже неприхотливым мулам не по зубам: бедных животных пришлось пустить под нож. Мясо — в котел, свежую кровь — больным. Ревизуя скудные запасы провианта, я нетерпеливо ждал осени. Любой шторм, даже не очень сильный, вынудит врагов искать безопасную гавань; скорее всего, это будет Месолонгион или иной пункт в турецкой Греции. А что потом? Навряд ли султанские моряки позволят себя принудить к продолжению сей бесплодной авантюры.

Нестерпимо долго тянулся сентябрь. Любое облачко на горизонте вселяло надежду, но легкомысленные ветры ее каждый раз развеивали. Лишь через день или два после Воздвижения свежий, порывистый норд-вест нагнал тяжелые тучи. Хлынул животворный дождь, жадно выпитый пересохшею почвой. Неприятельская флотилия исчезла за дождевой пеленою, чтобы вновь опоганить горизонт своим присутствием сразу по прояснении небес. Когда ж их, наконец, черт унесет?! Положение у меня было прескверное. Треть народу слегла, еще столько же еле волочили ноги. Несколько самых слабых уже умерли. Провиант подходил к концу, боевых припасов тоже осталось меньше, чем хотелось бы. Пройдет неделя, много две — приходи и бери нас голыми руками. Турки, измученные, вероятно, не меньше, упрямо держались за островом, с подветренной его стороны. Решатся ли на новую атаку, при любом исходе последнюю в этом году?

Все их поведение говорило за то, что решатся. Представьте, какой камень свалился с моей души, когда вдруг все неприятельские корабли, после малопонятных маневров и сигналов, поставили паруса и, не давши себе труда принять правильный строй, взяли курс к востоку. Однако не успели они скрыться из виду, как прибежал посыльный с наблюдательного поста на северной стороне острова и доложил:

— Ваше сиятельство, с норда четыре линейных корабля и посыльное судно! Сюда идут! По виду европейские, но флагов пока не видать.

Спаси Христос нежданных визитеров за то, что спугнули Гассана, — да только среди государств, способных отрядить в море эти силы, друзей у меня нет. Единственный европейский монарх, ко мне благосклонный, Карл Неаполитанский, военного флота не имеет. Его родители, королевская чета Испании… С их стороны можно рассчитывать на вполне добросовестный нейтралитет; хорошо бы, если б эскадра оказалась испанской. Британцы… Были с ними кой-какие тайные договоренности, но вряд ли о сем уместно вспоминать. Оказанная услуга ничего не стоит. А вот нарушение турецкого каботажа мне точно припомнят: лондонские купцы восприняли действия клефтов как угрозу всей (в том числе и европейской) коммерции в восточной части Медитерранского моря. Скорее всего, тоже нейтралитет — но враждебный. Венецианцы, бывшие мои сограждане… Недовольны тем же, чем и англичане, но чувства их гораздо сильнее, потому как все торговые интересы республики в этой самой восточной части и заключены. Однако дожу Карло Руццини восемьдесят один год, и его долгая жизнь целиком прошла на дипломатической службе. Он не ходит прямыми путями: сам не совершает резких движений и другим не дает. Вражда, но тайная, под маской беспристрастия, — лучшее, чего я могу ждать от венецианцев. Франция, моя вторая родина… Вот это враг явный, не скрывающий своих устремлений. Состоящий в прямом союзе с турками. Вряд ли пришли французы: тогда б Гассану незачем было бежать.

Пока мои люди занимали места по боевому регламенту, чужие корабли в ровной кильватерной колонне обогнули остров с востока, повернули круто к ветру и завершили маневр точно против устья Порто Веккио. Грохнула на флагмане пушка, исполняя ритуал морского приветствия. Пополз вверх по фалу лилейно-белый флаг.

Все-таки французы.

Французская эскадра с уверенной и самодовольной наглостью, присущей сильным, легла в дрейф прямо в сфере действия моих береговых батарей. Знали, что я стрелять, без спросу о намерениях, не стану. Не стану, конечно — хотя ядра накалить приказал. Один из кораблей сразу показался знакомым: действительно, это оказался пятидесятивосьмипушечный «Диамант», краденые чертежи которого вдохновили баженинских мастеров на мои торговые фрегаты, «Анну» и «Екатерину». Остальные три, более крупные, с ходу узнал «в лицо» Никита Истомин. «Дюк Д'Орлеан», «Феникс» и «Эсперанс», все однотипные, по семьдесят четыре пушки. Вице-адмиральский флаг на фор-стеньге «Феникса». Хотя нет, пардон! Этот чин у французов именуется иначе, а именно «генерал-лейтенант морских сил». И кто бы это мог быть? Неужели…

Вот шлюпка скользнула вниз по борту флагмана, заплясала на крутых волнах. Крохотные фигурки, с обезьяньей ловкостью в нее перебравшись, слаженными ударами весел направили суденышко к берегу. Непросто грести при таком беспокойном море. Прекрасная выучка матросов, высокий класс! А это что, обман зрения? Или там в самом деле на румпеле Жак Кассар, собственной персоной?!

— Митька! — Денщик пулей метнулся на зов. — Вон туда, прямо на берег, стол и пару скамей для матросов. А для нас, благородных, стол и стулья здесь поставь. Вино, закуску…

— Вина полведра осталось, не больше.

— Ну, и нечего ему киснуть! Давай всё. Последний мул еще не протух?

— Не успел, вчера забили. Жестковат только.

— В уксусе размочи, да отбей хорошенько. Сделай жаркое. Да матросам каши, из общего котла, от пуза. Кстати, им тоже вина подай: чтоб и подумать не смели, будто у нас какие нехватки.

Любезный друг Жак вышел на берег, улыбаясь. Обычно не люблю фамилиарности, но в этот раз мы с ним обнялись.

— Mon cher ami, неужто король произвел Вас в адмиралы?

— Увы, дорогой граф. Но он сделал нечто, еще лучшее: приказал разобраться и вернуть мои деньги!

— Что, всю сумму?!

— Э-э-э… Может, и не всю. Но я надеюсь на изрядную часть. Будет создана комиссия специально по моему делу…