Кэсс Морган - Сотня (ЛП)

— Я уже сказал тебе, что они исполняли Баха, — сказал он, бросая тоскливый взгляд на дверь.

— Ты знаешь, что я имею ввиду. — Кларк соединила свои пальцы с его. — Этот жест, тот жест. — Она усмехнулась. — Кроме того, я всегда хлопала в самое неподходящее время.

Уэллс сжал ее руку.

Не было никакой необходимости в представлении или объявлении. С того момента как первая нота вырвалась вперед, толпа замолчала, скрипач рассек болтовню, как только смычок пронесся по струнам. Затем присоединилась виолончель, последовав за кларнетом. Сегодня не было барабанов, но это не имело никакого значения. Уэллс практически слышал стук двухсот сердец, бьющихся в такт музыке.

— Именно так я всегда и представлял закат. — прошептал Уэллс. Фраза вырвалась у него прежде, чем он успел ее додумать, и он приготовился увидеть закатанные глаза, или, по крайней мере, недоуменный взгляд.

Но музыка также заколдовала Кларк.

— Я хотела бы увидеть закат, — пробормотала она, положив голову ему на плечо.

Уэллс рассеянно провел рукой по ее шелковистым волосам.

— Мне бы очень хотелось увидеть закат с тобой, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Что ты будешь делать в семьдесят пять лет? — прошептал он.

— Чистить мои зубные протезы, — сказала Кларк с улыбкой.

— Почему?

— Потому что у меня есть идея для нашего первого свидания на Земле.

Свет начал исчезать, а костер — мелькать на лицах людей, стоящих вокруг Уэллса.

— Я знаю, все это кажется странным и пугающим и, да, несправедливым, но мы здесь не просто так, — сказал он толпе. — Если мы выживем, каждый выживет.

Около ста голов повернулись к нему, и на мгновение, он думал, что, возможно, его слова раскололи твердые слои неповиновения и невежества. Но тогда новый голос врезался в тишине.

— Осторожнее, Яха.

Уэллс обернулся и увидел высокого парня в окровавленной военной форме ополченца. Парень, который пробился на шаттл, удерживая отца Уэллса в заложниках.

— Земля все еще находится в режиме восстановления. Мы не знаем, сколько, блин, она может работать.

Еще одна волна насмешек и фырканий рябью прошлась вокруг костра, и Уэллса внезапно охватил резкий гнев. Потому что именно этим мальчишкой, его отец — человек ответственный за защиту всего человеческого рода — был застрелен, и он имел наглость стоять здесь и обвинять Уэллса во всей это фигне?

— Простите? — сказал Уэллс, подняв подбородок, чтобы показать парню его лучший взгляд офицера.

— Кончай засерать мозги, ладно? Просто скажи, что ты на самом деле имеешь в виду. Если мы делаем именно то, что ты говоришь, то ты не будешь сообщать о нас своему отцу.

Уэллс прищурился. «Мой отец, скорее всего, в больнице. Из-за тебя». Под наилучшим уходом, и на пути к скорейшему восстановлению, добавил Уэллс про себя. Он надеялся, что это действительно было так.

— Если он даже жив, — вставил Грэм, и засмеялся. На секунду, Уэллс подумал, что увидел, как другой мальчик вздрогнул.

Уэллс сделал шаг вперед, но затем другой голос крикнул из толпы, останавливая его.

— Так ты не шпион?

— Шпион? — Уэллс почти смеялся над обвинением.

— Да, — согласился охранник-самозванец. — Шпионишь за нами так же, как эти браслеты, верно?

Уэллс более внимательно посмотрел на малыша в плохо сидящей военной форме ополченца. Если бы он рассказал о цели браслетов, или если бы он понял это сам?

— Если Совет хотел бы шпионить за вами, — сказал он, не обращая внимания на комментарий о транспондерах, — вы не думали, что они выбрали бы кого-то немного менее очевидного?

Мальчик в кровавой форме ухмыльнулся.

— Мы можем обсудить все плюсы и минусы правления твоего отца, в другой раз. Но на сегодняшний день, просто скажи нам: если ты не шпион, какого черта ты здесь делаешь? Нет варианта, что все будут верить, что ты на самом деле был заключенным.

— Мне жаль, сказал Уэллс таким тоном, который не передал ничего, кроме сожаления. — Ты появился в форме украденного охранника и взял моего отца в заложники, чтобы разорвать на этом корабле. Я думаю, что ТЫ тот, кто должен нам объяснить.

Глаза парня сузились.

— Я сделал то, что я должен был сделать, чтобы защитить свою сестру.

— Твою сестру? — повторил Уэллс. Люди чаще нарушали законы населения на Уолдене, чем на Фениксе. Но Уэллс никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, у кого есть брат или сестра, нарушал, не после Катаклизмы.

— Правильно. — Парень скрестил руки на груди и встретился глазами с глазами Уэллса со сложным взглядом. — Теперь я собираюсь спросить тебя еще раз, что ты действительно здесь делаешь?

Уэллс сделал шаг вперед. Он не обязан ни перед кем объясняться, не говоря уже об этом преступнике, который, вероятно, лгал о том, что у него есть сестра и кто знает, что еще. Но тогда вспышка движения привлекла его внимание. Кларк направлялась к огню с другой стороны поляны, где она присматривала за пострадавшими пассажирами.

Уэллс повернулся к высокому парню и вздохнул, его гнев ушел.

— Я здесь по той же причине, что и вы. — Его глаза метнулись к Кларк, которая был еще вне пределов слышимости. — Меня заключили за то, что я защищал кое-кого, о ком я забочусь.

Толпа замолчала. Уэллс повернулся спиной к ним и начал идти, не заботясь о том, что их глаза последовали за ним, когда он пробрался к Кларк.

На мгновение, ее вид поразил его мозг. Свет на поляне изменился, как только небо потемнело, заставляя вкрапления золота в ее глазах светиться. Она была еще более красивой на Земле, чем он когда либо видел ее.

Их глаза встретились, холодок прошелся по его спине. Меньше года назад, он был в состоянии сказать, о чем она сейчас думает, только взглянув на нее. Но сейчас ее выражение лица было непостижимо.

— Что ты здесь делаешь, Уэллс? — спросила она, ее голос был напряженным и усталым.

«У нее шок», — сказал себе Уэллс, заставляя себя поверить в плохо подходящее объяснение. — Я пришел за тобой, — тихо сказал он.

Ее лицо приняло выражение, пробившее все барьеры. Смесь горя, фрустрации и жалости, которая перенеслась из глаз Кларк прямо ему в грудь.

— Лучше бы ты не приходил. — Она вздохнула и протиснулась мимо него, шагая прочь, даже не взглянув.

Ее слова выбил воздух из него, и на мгновение, все, о чем мог думать Уэллс, было только то, чтобы вспомнить, как дышать. Затем он услышал хор шорохов от костра позади него, и повернулся, невольно став любопытным. Все указывали вверх на небо, которое превращалось в симфонию цвета.

Во-первых, оранжевые полосы превратились в синие, как гобой, который сливается с флейтой, превращая соло в дуэт. Эта гармония, построенная на нарастающих цветах в виде желтого, а затем розового присоединили свои голоса к хору. Небо потемнело, бросив массив цветов в еще более резкий контраст. Слово «закат» не могло содержать смысл красоты над ними, и в миллионный раз, после того как они приземлились, Уэллс понял, что слова, которые они учили, чтобы описать Землю бледнели по сравнению с реальными вещами.