Синклер Льюис - Том 6. У нас это невозможно. Статьи

— Простите, заставил вас ждать, но мне надо было созвониться по телефону. Есть новости, о которых еще не знают и у вас в редакции. Пожар приближается. Сегодня днем арестовали редактора ратлендского «Геральда»… не предъявлено никакого обвинения… ничего не известно… Я получил эти сведения от одного посредника, с которым я имею дела в Ратленде… Теперь ваша очередь, Дормэс. По-моему, они просто ждали, пока вы поднатаскаете Штаубмейера. А может, Ледью хотел помучить вас ожиданием. Как бы то ни было, вам следует убраться. И завтра же! В Канаду! И там оставаться! Ехать надо на автомобиле. С самолетом больше ничего не выйдет… Канадское правительство запретило это. Вы, Эмма, Мэри с Дэви, Сисси, вся компания… захватите и Фулиша и миссис Кэнди с канарейкой!

— Это просто невозможно! Мне нужно несколько недель, чтоб реализовать свои сбережения. Пожалуй, я смогу собрать тысяч двадцать, но для этого нужно время.

— Оставьте мне доверенность, если вы мне доверяете. А кому вам и доверять, если не мне? Мне скорей удастся получить деньги, чем вам… я в лучших отношениях с корпо: продаю им лошадей, и они думают, что я такой горлопан, который рано или поздно все равно перейдет к ним. Я достал для вас полторы тысячи канадских долларов для начала. Они со мной.

— Нам ни за что не перебраться через границу. Минитмены охраняют каждый дюйм, ловят как раз таких пассажиров, как я.

— Я достал права канадского шофера и канадский номер. Наденем его на мою машину. Поедем на моей: меньше подозрений. У меня вид самого настоящего фермера. Да ведь я и вправду фермер. Я сам намерен отвезти вас всех. Мне переслали автомобильный номер в ящике с элем, под бутылками! Итак, завтра же ночью отправляемся, если не будет слишком ясной погоды. Хорошо бы пошел снег.

— Но, Бак, послушайте! Я не намерен бежать. Я ведь ни в чем не виноват. Зачем мне бежать?

— Чтобы спасти свою жизнь, мой мальчик, всего-навсего.

— Я не боюсь их!

— Боитесь!

— Ну, в общем, в этом смысле, может быть, и боюсь! Но я не позволю кучке маньяков и бандитов выгнать меня из страны, которую создали я и мои предки!

Эмма пыхтела, пытаясь придумать что-нибудь убедительное; Мэри, казалось, проливала невидимые слезы; Сисси что-то пискнула; Джулиэн и Лоринда, порываясь что-то сказать, перебивали друг друга, и опять все та же непрошеная миссис Кэнди, стоя в дверях, открыла прения:

— Вот все они, мужчины, упрямы, как бараны. Все до единого. Вечно что-то из себя строят. Как же, станет он думать о том, каково будет женщинам, если его заберут и расстреляют! Это все равно, что стать перед паровозом и заявить, что так как вы строили дорогу, вы имеете на нее больше прав, чем паровоз, а потом, когда машина вас переедет и уедет себе дальше, мы должны будем восхищаться, какой вы были герой! Что ж, может быть, кому-нибудь это и покажется геройством, а вот я…

— Какого черта вы все на меня нападаете и стараетесь сбить с толку, чтоб я не выполнил моего долга по отношению к государству так, как я его понимаю!..

— Вам за шестьдесят, Дормэс. Весьма вероятно, что многие из нас с большим успехом смогут выполнять свой долг, находясь в Канаде… как Уолт Троубридж, — тоном просьбы сказала Лоринда. Эмма посмотрела на свою подругу Лоринду без особой нежности.

— Значит, пусть корпо раскрадывают страну, а мы даже и рта не разинем! Нет!

— Руководствуясь такими аргументами, несколько миллионов человек пошли на смерть, чтобы спасти демократию и облегчить приход фашизма, — усмехнулся Бак.

— Отец! Поедем с нами. Мы ведь не можем уехать без тебя. А мне страшно здесь. — В голосе Сисси, неукротимой Сисси, действительно звучал страх. — Сегодня Шэд остановил меня на улице и предложил пойти прогуляться. Пощекотал мне подбородок, — такая душка! Но серьезно, он так ухмылялся, как будто был вполне уверен, что я не осмелюсь отказаться… Мне стало страшно!

— Я достану ружье и прихлопну…

— О, я из этого пакостника душу…

— Ну, дайте мне до него добраться… — закричали разом Дормэс, Джулиэн и Бак, сверкая глазами, а затем робко оглянулись, когда Фулиш залаял на шум, и миссис Кэнди, которая стояла, прислонившись, как мороженая треска, к косяку двери, фыркнула:

— Вот еще вояки!

Дормэс засмеялся. Единственный раз в жизни он проявил дальновидность — он согласился:

— Хорошо. Мы поедем. Просто вообразите себе, что я человек с большой силой воли и что вам понадобилась целая ночь, чтобы меня уговорить. Завтра ночью отправляемся. — Он только умолчал о том, что, как только его семья будет в безопасности, обеспеченная деньгами в банке, а для Сисси найдется работенка, он намерен бежать от них и вернуться сюда, на свое место в строю. По крайней мере прежде чем убьют его самого, он убьет Шэда.

Одна лишь неделя оставалась до рождества, которое в семье Джессэпа всегда праздновали с сердечным весельем, украшая дом цветными гирляндами; и в этом безумном дне приготовления к бегству было что-то от рождественского веселья. Чтобы избежать подозрений, Дормэс провел большую часть времени в редакции, и сотни раз ему казалось, что во взгляде Штаубмейера скрыта угроза хорошенько избить его линейкой, — так он смотрел когда-то в школе на учеников, которые болтали во время урока, или на других подобных преступников. Зато Дормэс растянул обеденный перерыв на два часа и вечером рано вернулся домой; при мысли о Канаде и свободе с его души спала тяжесть, лежавшая на ней столько месяцев, а просматривая свой гардероб, он оживился, точно собираясь на рыбную ловлю. Приготовления шли наверху, при спущенных шторах — ни дать, ни взять шпионы из книги Филиппса Оппенгейма, притаившиеся в темной спальне с каменным полом на старинном постоялом дворе. Внизу миссис Кэнди делала вид, что занята обычными делами; она вместе с канарейкой должна была остаться дома и очень удивляться, когда минитмены придут сообщить ей, что Джессэпы, по-видимому, бежали.

Дормзс взял по пятьсот долларов в каждом местном банке, сказав, что собирается купить фруктовый сад. Он был слишком хорошо выдрессированным домашним животным, чтобы позволить себе неуместные замечания, но он не мог не усмехнуться, обнаружив, что в то время как он брал с собой только все деньги, какие ему удалось достать, папиросы, полдюжины носовых платков, две пары носок, гребенку, зубную щетку и первый том шпенглеровского «Заката Европы» (это отнюдь не была его любимая книга, но он уже много лет пытался заставить себя прочитать ее во время железнодорожных поездок), то есть в то время как он не взял ничего такого, чего нельзя было бы засунуть в карман пальто, Сисси считала необходимым забрать все свое новое белье и большой портрет Джулиэна в раме, Эмма — альбом фотографий, изображавших ее детей в возрасте от одного до двадцати лет, Дэвид — свой новый игрушечный аэроплан, а Мэри — свою тихую, мрачную ненависть, которая была тяжелее любого сундука.