Михаил Михеев - Заморский вояж

– Топите. Нечего всякое барахло в свой порт тащить.

Кажется, эту фразу сказал в свое время кто-то из знаменитых адмиралов, как бы ни сам Нельсон, но факт возможного плагиата Колесникова сейчас волновал в последнюю очередь. Его оппонент явно остался в своем мнении, но спорить с командующим не стал. Спустя несколько минут загрохотали пушки, и все было кончено.

В Галифакс они снова пришли на рассвете. Естественно, не все – большая часть кораблей, пользуясь хорошей погодой, наскоро заделав пробоины и пополнив запасы топлива с танкеров снабжения, отправилась в Европу. Сюда прибыли только два корабля – бессменные «Шарнхорст» и «Бисмарк». «Ришелье» и «Кронштадт» ушли в Рейкьявик, где уже расположилась часть кораблей, пострадавших от авиаудара. Еще часть первоначальной эскадры Лютьенса ремонтировалась здесь, в Галифаксе, и мощностей порта явно не хватало. Ну а остальные – по своим базам, на ремонт и, раз уж подвернулась оказия, модернизацию. И авианосцы тоже, трофейные – ремонтироваться и принимать экипажи, свои – за новыми авиагруппами. А сам Колесников отправился сюда, дабы солдаты, готовящиеся к наступлению, видели и знали – флот с ними, он поможет и защитит. Это и для морального духа полезно, и для авторитета самого адмирала, который на глазах из живой легенды превращался в нечто вроде языческого божка. Как же, очередное выигранное сражение, вновь не потеряно ни одного корабля (чистое везение, но не объяснять же это каждому, тем более, все равно не поверят), богатые трофеи, куча пленных включая самого адмирала Нимица… Есть, чем гордиться.

Встречали их красиво, с оркестром и цветами. Судя по рожам собравшихся местных, размахивающих флажками, согнали их сюда добровольно-принудительно, и век бы им этих победителей не видеть, однако вслух никто не протестовал, а для пропаганды такая церемония однозначно полезна. Если ее правильно преподнести, конечно, однако уж для этого в Германии есть профессионалы. И пусть только посмеют лопухнуться!

Парадный трап, оркестр, завывающий так, что мартовские коты удавились бы от зависти… Пышная встреча, долгая, в традициях этого времени, и нудная (в тех же традициях) речь. Вторая, третья. Колесников порадовался, что успел выспаться, хотя все равно его от этой нудятины периодически клонило в дрему. Ну и, как апофеоз всего этого, банкет, причем не в чопорном немецком стиле, а вполне по-русски. Здесь уже знали, что адмиралу по вкусу русский стиль (вот оно, дурное влияние женщин, шептались по углам офицерские жены), а потому было и что пожрать, и что выпить. Особенно выпить! И, судя по тому, что приглашенные советские офицеры оказались довольны, все прошло, как надо, да и немецким офицерам подобный формат пришелся очень по вкусу.

В общем, отпраздновали на славу. Пожалуй, если бы американцы в этот день решили высадить десант, от них бы не отбились – в городе практически не оставалось трезвых офицеров. Однако американцам было не до того – у них президент объявил траур по потерянным кораблям, погибшим людям и героически павшему в неравном бою адмиралу Нимицу. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что командующего американским флотом, словно акулу под жабры, сетью извлекли из воды в числе прочих моряков, и как раз сейчас он на полдороге в Европу. Впрочем, это еще всплывет, но не сейчас, а когда из Нимица вытрясут все, что он знает.

Итак, американцы не высаживались, даже не пытались, в Галифаксе пьянствовали так, что небу было жарко, и неудивительно, что наутро Колесников проснулся с гудящей от похмелья головой. И, что обидно, проснулся не сам, а от деликатного стука в дверь.

– Ну что там? – рявкнул он и рывком сел, от чего голова, казалось, загудела, словно колокол, и приготовилась рассыпаться на кучу мелких осколков. – Кого там принесло?

– Герр адмирал, – дежурный офицер, шагнув через порог, вытянулся в струнку. – Вас какой-то местный спрашивает. Говорит, по очень важному делу, и…

– Вы что там, сдурели? – Колесников был настолько зол, что даже ставшая на флоте легендарной выдержка ему изменила напрочь. – Вы что там все, с ума посходили?

Действительно, выглядело это абсолютно по– идиотски. В завоеванном городе спит адмирал армии победителей, и не просто адмирал, а один из верховных правителей державы, отдыхает от бранных подвигов – и вдруг его хочет видеть какой-то местный дятел, которому положено, вообще-то, сидеть под шконкой и дрожать. А его не только не отправляют по инстанциям, можно даже с помощью приклада, а допускают, что называется, к телу. Да он к гостинице, в которой расположился адмирал, ближе чем на сотню метров и подойти-то не должен, а тут.

– Герр адмирал, – дежурный, совсем еще молодой парень с погонами лейтенанта на плечах, выглядел откровенно жалко – он, похоже, и сам осознавал идиотизм ситуации. – Этот человек утверждает, что знает вас очень давно. И говорит, что вас в молодости звали Палыч… Я рискнул взять на себя ответственность, и.

– Тащи его сюда. Живо, – и, видя недоуменный взгляд офицера, коротко пояснил: – Это мой агент или его связной. Разведка.

Вот так. Офицер остался горд от осознания своей причастности к тайнам рейха, а перед Колесниковым уже через несколько минут стоял высоченный мужик лет тридцати с небольшим, с фигурой молотобойца и простоватым лицом. Одет чисто, опрятно, хотя и небогато. Гладко выбрит. В миру – Дональд О’Кэрролл, этнический ирландец. И как это понимать? Впрочем, для начала.

– Знаете, Дональд, я вот никак не могу вспомнить, почему у вас в комнате перед моим отбытием потолок был розового цвета?

– Белого, – понимающе улыбнулся ирландец. – Белого. А до того – голубого. Там, на трещине, даже старая краска была видна.

– Действительно, голубого. Ну, здравствуй, Цезарь Соломоныч!

Когда закончились взаимные обнимания с хлопаньем друг друга по спине (а здоровым лосем оказался Рабинович в этом теле) и совершенно дурацкими улыбками на лицах, Колесников махнул гостю рукой в сторону дивана и вызвал дежурного. Буквально через пять минут в огромной гостиной лучшего в гостинице номера, который единолично занимал Колесников, уже наблюдался завтрак на двоих. Все было сделано с такой скоростью, и притом настолько бесшумно, что Рабинович посмотрел на товарища с нескрываемым уважением.

– Лихо у тебя получается.

– Научишься строить студентов – армия пикником казаться будет. Тем более немецкая – как ни крути, а дисциплина здесь на высоте, – усмехнулся Колесников, разливая по рюмкам отличный французский коньяк. – Ну, давай.

– Вздрогнули! – Рабинович опрокинул в себя рюмку ароматного напитка, попробовать который в своем времени просто не имел шансов, крякнул от удовольствия и подцепил тонкими зубьями вилки кусок отменной буженины. – Ох, в грех вгоняешь, нам ведь свинину, сам знаешь, нельзя.