Валерий Большаков - Сага о реконе

Радостные дренги бросились к той самой лодке, с которой похитители поджигали снекки. Минуты не прошло, а их и след простыл – молодые воины жаждали обрадовать Хьельда.

Почувствовав громадную усталость, Плющ сел на траву и бездумно уставился на воду.

Ох, и погоняли его эти викинги… Утомилась каждая мышца, каждый нерв.

Но все равно Костя был доволен. Очень.

Интермондиум – это именно то, о чем он всегда мечтал, чего хотел, пусть даже и не верил, что подобное бывает.

А вот свершилось!

Хранитель Романус может быть доволен – они не допустили альтернативки, все будет так, как написано в учебниках истории.

Быть Харальду Косматому конунгом!

Если разобраться по-хорошему, то ничего чудесного Терминал не открывает.

Вон, вокруг кипит жизнь. Обычная, ничем не примечательная жизнь.

Просто в Норэгр она другая, нежели в миру. Трудная, опасная, напряженная.

Конечно, такую можно отыскать и там .

Где-нибудь в Центральной Африке. Или в Азии. Или в Латинской Америке. Там, где трущобы, джунгли, партизаны и прочая дрянь.

Но кто, находясь в твердом рассудке, отправится куда-нибудь в Колумбию отстреливать наркобаронов? Или в Либерию алмазиков приискать?

Да тут дело не в рассудке даже, а в положении, ибо затевать игры с тем же Медельинским кокаиновым картелем означает создавать искусственные трудности, которые потом придется героически преодолевать.

Вот эта-то искусственность и есть экстрим того мира .

В Норэгр же все натурально, здесь нет цивилизованного общества и мировых окраин.

Тут повсюду одно и то же – во Фландрии, в Гардах, в Бургундии, в Халифате.

Здешнее рабство – не аномалия, а бытие.

Разборки на мечах? За океан под парусом?

Только так, иначе просто не бывает.

Для IX века все эти страсти-мордасти совершенно естественны. Правда, сам ты попал сюда не случайно, а как раз в поисках экстрима – и окунулся в самую что ни на есть подлинность.

Рядом присел Бородин. Он был слегка напряжен.

– Чего ты такой вздернутый? – лениво спросил его Костя.

– Не знаю, – медленно проговорил Валерка. – Как-то не по себе. Уж слишком все хорошо и ладно, просто идиллия какая-то! С викингами и теми побратались…

– Да успокойся. Прорвемся! Тут главное – понять, что к чему, проникнуться!

– Господи, – пожал плечами Валера, – да что вообще можно понять за несколько дней? Вот когда вернемся Регуляторами, как закатимся сюда на весь отпуск!

– На каникулы, – поправил его Костя.

– Да какая разница!

– Разница в том, что мы еще не Регуляторы.

– Между прочим, до конца срока осталось четыре или пять дней. Потом портал… того… закроется.

– Перспектива получить меч в бочину у тебя еще есть, не волнуйся.

– Умеешь ты подбодрить!

– Жизнь такая…

– А нам еще обратно возвращаться, к пещере.

– Посуху выйдет быстрее.

– Ну да вообще-то.

После сытного обеда прибыли Тюркир и Хавгрим.

Они передали благодарность командования и приказ привести «Цверга» к пристани.

– В общем, – сказал Хавгрим, волнуясь, – конунг решил высадить отряд у Запретного леса, чтобы ударить по дружине Гунульфа с гор. Проводники будут ждать на берегу. Другой отряд выступит с равнины, от поселка. Зажмем вражин и перебьем!

Плющ вздохнул и закатил глаза, смотря в небо.

Солнце сошло с зенита, склоняясь к западу, однако одолело лишь полпути по небосклону.

День не торопился угаснуть…

Шимона переполняла дикая злость.

Он злился на этого надутого индюка-сэконунга, что возомнил себя великим полководцем, а на деле оказался сродни тупому красному командиру, что в 41-м гробил тыщи солдатских душ, да все без толку.

Семен злился на отморозка Эйвинда, которого битва возбуждала, и тот бросался в самую гущу боя, неистовствуя, пьянея от крови.

И на Торгрима он злился – ярл рубился с чисто крестьянской основательностью, не обращая внимания на «главнокомандующего».

Да и кто из викингов слушал приказы Гунульфа?

Три дружины, три хирда попросту перли буром вперед, надеясь на силушку богатырскую. Авось победим! Щас как ломанем, как надавим!

А фиг вам!

Хьельд конунг оказался умнейшим стариканом – он использовал тактику двойного охвата, окружил и раздолбал воинство сэконунга по частям.

И это ему, Шимону херсиру, принадлежит вся честь спасения хваленых вояк! Слава Богу, он вовремя остановил зарвавшегося сэконунга, иначе разгром был бы полный.

Но самую великую злость, переходившую в бешенство, он испытывал по отношению к правителю Сокнхейда, ибо этот хитрый стратег сделал блестящий ход за их спинами – увел драккары!

Сгореть быстрее снекк лодьи просто не могли, стало быть, конунг где-то припрятал корабли.

Ну да, а потом он их вернет – за соответствующую мзду!

Однако викинги, выбежавшие на берег и вопившие, как души грешников в аду, испытывали не гнев и не ярость – впервые за этот долгий день их храбрые сердца сжались в предчувствии мрачного финала.

Чадный дым от пылавших «Вепря волн» и «Морского коня» мстился этаким зловещим пологом, предвещавшим смерть.

Словно горел их собственный погребальный костер.

Им не уйти отсюда!

Путь к отступлению отрезан…

…Путаясь в густой траве, спотыкаясь о подгнившие сучья, потрепанная дружина уходила все дальше и дальше в лес.

На большой поляне решили отдышаться – все дико устали после битвы, а проигранное сражение тяготит куда сильнее.

Угрюмый Эйвинд неожиданно развернулся и выхватил меч.

– Это он виноват! – проревел Мудроречивый, указывая клинком на Гунульфа. – Он подбил всех нас на эту битву!

Часть викингов заворчала одобрительно.

Сын Рёгнвальда Клапы рассмеялся с некоторой натужностью, а Шимон выступил вперед, взяв на себя обязанности адвоката.

– Сэконунг не виноват в том, – медленно проговорил он, – что ты оказался полным дураком и не слушал его приказов!

Губы ярла искривила довольная усмешка.

– Значит, я дурак? – пропел он.

– Придурок, каких мало! – подтвердил Семен. – Из-за тебя, тупицы, полегло немало храбрых воинов, поверивших в то, что ты ведаешь толк в битве, а боги к тебе благосклонны! Они ошибались – ты полное ничтожество, Эйвинд, по недоразумению ставшее ярлом! Будь я на месте сэконунга, приказал бы тебя повесить на ближайшем дереве, ибо ты не заслуживаешь смерти от меча, длиннопятый ярл!

В первые мгновенья Мудроречивый онемел от подобных речей, но скоро кровь бросилась ему в голову, выступив горячечным румянцем, а после смертельная бледность омертвила щеки. Несколько хускарлов выступили вперед, перехватывая секиры, но Эйвинд утишил их мановением руки – не мешайте, мол, сам справлюсь с наглецом.