Виктор Храмов - Сегодня - позавчера 4

Да ещё и умники-маршалы. Сотню тысяч мне дай лёгких танков! За десять лет - сотню тысяч. Лучше бы они сотню тысяч тракторов сделали, чтобы не лошадьми землю пахать. И миллион грузовиков. Расходы - сопоставимы. И стоят теперь эта сотня тысяч ржавых памятников гигантомании и маразма по всей западной границе СССР.

Тухачевский. Паркетный маршал. Кремлёвский мечтатель. А как грязью вымазали вылезших из мужиков, с самых низов маршалов Кулика и Будённого? Ретроградами их назвали. За что? За то, что они со всей своей мужичьей непосредственностью, которая - "На хера козе баян?", сразу просекли, что формировать разом 11 мехкорпусов - штаны лопнут. Просили - последовательно, по-одному формировать, учиться на ошибках. Они выступили против охального и поголовного сокращения конницы. И кто оказался прав? Ни один из мехкорпусов так и не был достроен, конницы - нет. Подвижных соединений - нет. Ретрограды? Или дальновидные стратеги? Эти мужичьи маршалы оказались правы, но так и вошли в историю как недалёкие туповатые выскочки "от сохи". А вся их вина в том, что они не скрывали свои взгляды, а со всей коммунистической настойчивостью пытались образумить "элитку" РККА, расстрелянную только перед самой войной. Слишком поздно расстрелянную.

Ладно, на других плевать - приятно, конечно, но надо бы и самому что-то полезное для Победы сделать. За себя и за того парня. Моя дневная норма - не выполнена. Ни одного подтверждённого трупа! Разгильдяй! А ещё и замахнулся на высокое звание маньяка-живодёра! Как там Твардовский говорил: "Так убей хоть одного!" Да, его бы в 21-й век! Вот бы его рвало вчерашним ужином!

Ха! Ротный. Два ящика тащит, согнувшись, как гоблин. Подхожу, закидываю винтовку на спину, подхватываю ящики за другой конец. А ротный - вдруг их отпускает. Падает вперёд, на спину в падении изворачивается, сумел перекинуть ППС, целиться в меня.

- Я, конечно, физическую подготовку оценил, - говорю я, - но, зачем?

- Тьфу, на тебя! Напугал!

- Да что ты плюёшься постоянно! - возмущаюсь я, вытирая штанину, - Тебя не Катяхом надо было нарекать, а Кэмелом.

- Чё? - удивился ротный, берясь за протянутую руку.

- Верблюдом.

- А-а! Ты где был?

- Пиво пил, - ответил я. Автоматически. Я - из 90-х. Была такая вирусная реклама.

- Чё? Где? - насторожился ротный. Да, пиво сейчас - мечта. Какое пиво, если в хлеб идут даже опилки, не то, что ячмень или овёс.

- Шучу, извини. Лошадь в лазарет отвёл.

- Отвёл? Я видел, как его ранило. В сердце.

- У него сердце - с другой стороны. Зеркально.

И вдруг замер. Зеркально! Вот в чём дело! Вот что меня в нём постоянно напрягало!

- Ты чё, замёрз? - проскрипел, недовольно, ротный, - потащили!

Я, так же автоматически, не задумываясь, подхватил оба ящика, закинул их на плечи и пошёл. Ротный рот и разинул. Покачал головой и побежал следом.

- Ты чё? - скрипел он, - Чё удумал?

- А? Извини, задумался, - ответил я. с сожалением увидел, что волоку оба ящика, как мул. Твою мать!

- Это я заметил. А о чём?

- О Лошади.

- О как! И что ты так резко в нём понял?

- Я вот всё не понимал, что меня в нём так раздражает? Аж до трясучки. А он оказывается - человек-зеркало. Хамелеон. С кем ведётся, в того и оборачивается.

Ротный заржал. Чудно. Как ржавой калиткой быстро-быстро крутят.

- Ты только понял?

- Смешно, да? Да, только и понял. Нянчился с ним, как с человеком. Думал - дурачок, бывает. А он - пустышка. Нет в нём ничего. Никто в него не смотрит - никого там нет.

Почему от моего же "отражения" меня же и трясёт - другой вопрос.

- Пустой человек, - кивнул ротный, - и - хрен на него! Там немца зажали в мехмастерских. Мы его зажали - он нас. Прям, пат!

- А я думаю - что это ты сам гранаты волочешь. Не барское дело.

- Мы - и не баре, - махнул рукой ротный, - гранатами пробьёмся.

- К городу подходим. Там, прежде чем шаг ступить - гранату перед собой. Прикинь, какой расход!

- Верно, - кивнул ротный, - рапорт уже отправил. Вечерком - ещё накатаю. Слушай, Дед, а давай я тебя на взвод поставлю?

Смотрит на меня. Ждёт реакции.

- Нет, гражданин начальник. Не ставь. Взвод мне - в тягость. Удел пастуха сильно меня свяжет. Не смогу оказаться в нужное время в нужном месте. Вольным стрелком я тебе больше навоюю. А то будешь сам ящики таскать.

- Ну, как знаешь. Хотя жаль. Насильно мил не будешь. А таскать - нам не привыкать. Я в биндюжниках начинал.

- Чё это такое? А-а, вспомнил. "И все биндюжники вставали, когда в пивную он входил".

- Так что, мы - не баре. И высшее - так и не успел окончить. Со второго курса - на курсы "Выстрел". Вот, воюю.

- А на кого учился?

- Астронома.

Я не удержался, заржал. Ротный - обиделся.

- Слушай, у тебя сын есть? Нет? Как родиться, назови его Понтий Пилат.

- Это зачем?

- У него отец тоже был звездочётом.

- Да пошёл ты! Счетовод!

Я даже не стал спрашивать - откуда он знает. Ротный - всё видит. Он звезды считает - что ему люди? Как дважды два.

- Извини, не ожидал. Хорошая профессия. Нужная. Правда - не ждал.

А вот тут уже плотненько стреляют. Поставил ящики, вскрыл один, стал снаряжать и распихивать гранаты по нычкам - три в противогазную сумку, две в карманы на разгрузке, две - за пояс, две - в левую руку. В правую - винтовку. Ствол - на локоть левой.

- Пошёл я, гражданин начальник. А то сегодня я - в отстающих. Ни одного немца. А мне надо ещё и за того парня...

Тут и было метров 30-50. Попробуй, пройди их под огнём! Бойцы залегли среди обломков мехдвора. Немцы - за стенами мехмастерских. Здание сильно разбито, крыши нет. Но, толстые кирпичные стены их надёжно укрывают. И пушкари наши бессильны - мы слишком близко. Тут танк нужен. Но, вон, из двух пробоин рябые стволы ПТО торчат.

Ползу, перекатываюсь, ползу, прыгаю, перекатываюсь. Ползу. Нос и рот забиты кирпичной пылью. Тьфу. Даже не сплёвывается - слюны нет.

Пули летают так близко, что дёргают меня за одежду. Страшно, до слабости в животе. Мы у немцев - как на ладони.

Перед лицом пуля бьёт в кирпичный обломок, выбивает красное облако и с противным жужжанием уходит у моего плёча мне за спину. У меня - аж ступор настал, как от разряда электрошокера. Справляюсь с собой, откатываюсь вправо, где за большим обломком воет боец-штрафник, обняв винтовку. Судя по носу - из библейского народа.

- Шалом, - говорю ему. А у самого - кишки трясуться.

Он меня не слышит. Воет на одной ноте, зажмурившись. Молодой совсем. Испугался. Бывает. Вижу у него за ремнём гранату. Забираю. Он не то, что не против - не заметил даже. И дело не в том, что он еврей. При чём тут генетика вообще? Да и плохой он еврей. Такой еврей - уже не еврей. Если сидит сейчас под огнём, ревёт, потерянный, но не в тылу же. Не на складе, не в хлеборезах, не в охране стратегически важного сортира в Свердловской области, а в штрафниках, да ещё и в первых рядах! Какой он еврей? Видно, что парень вообще не особо бывал в боях. А в такой передряге - вообще не приходилось. Когда пули идут сплошным роем, со всех сторон - пальба, пулемёты немцев - задавили. Вот и свернулась для него реальность не то что, в овчинку - в овечий шоколадный глаз размером стал для него мир! Если выживет, в следующий раз уже спокойнее воспримет. Увидит, что пули не идут сплошным потоком, что есть просеки, просветы. Что можно выглянуть, стрельнуть и даже - пройти. Я же - прошёл. Так для меня это - не то чтобы первый бой, даже не первый - смертельный. Работа у меня такая. Опасная, но - привычная. Выживет - поймёт - сможет. Удачи, пархатый!