timeline

Вертолет метнулся в сторону и понесся к известняковым утесам на французской стороне и городку рядом с ними. Машина поднялась к вершинам утесов.

— Мы прибываем на четвертый и последний участок, — сказал Марек. — Крепость над городом Безенаком. В Средневековье она называлась Ла-Рок. Хотя она и находится на французской стороне реки, но на самом деле была построена англичанами, которым было чрезвычайно важно иметь постоянную точку опоры на французской территории. Как видите, точка весьма солидная.

And it was: a huge military complex on top of the hill, with two sets of concentric walls, one inside the other, spread out over fifty acres. She gave a little sigh of relief. The fortress of La Roque was in better condition than the other sites of the project, and it had more standing walls. It was easier to see what it once had been.

But it was also crawling with tourists.

Действительно, крепость представляла собой огромный военный комплекс на вершине холма с двумя концентрическими окружностями стен и занимала площадь более пятидесяти акров. Диана испустила вздох облегчения. Крепость Ла-Рок находилась в заметно лучшем состоянии, чем другие участки проекта; ее стены гораздо выше поднимались над землей. И понять, что собой представляла эта крепость в годы своего расцвета, было куда легче.

Но по ней ползали группки туристов.

“You let the tourists in?” she asked in dismay.

“Not really our decision,” Marek said. “As you know, this is a new site, and the French government wanted it opened to the public. But of course we'll close it again when we begin reconstruction.”

— Вы пускаете сюда туристов? — с тревогой спросила она.

— Это не наше решение, — ответил Марек. — Как вы знаете, это новый участок, и французское правительство решило открыть его для публики. Но, конечно, мы закроем его снова, когда начнем реконструкцию.

“And when will that be?”

“Oh... between two and five years from now.”

— И когда же это произойдет?

— О... где-то еще через два, а то и пять лет.

She said nothing. The helicopter circled and rose higher.

“So,” Marek said, “we've come to the end. From up here you can see the entire project: the fortress of La Roque, the monastery in the flats, the mill, and across the river, the fortress of Castelgard. Want to see it again?”

“No,” Diane Kramer said. “We can go back. I've seen enough.”

Она промолчала. Вертолет сделал круг и поднялся повыше.

— Итак, — сказал Марек, — мы прибыли в конечный пункт. Вы можете теперь представить себе весь проект: крепость Ла-Рок, монастырь на равнине, мельницу и на другом берегу реки — крепость Кастельгард. Хотите взглянуть еще раз?

— Нет, — отрезала Диана Крамер. — Можно возвращаться. Я повидала достаточно.

Edward Johnston, Regius Professor of History at Yale, squinted as the helicopter thumped by overhead. It was heading south, toward Domme, where there was a landing field. Johnston glanced at his watch and said, “Let's continue, Chris.”

Эдвард Джонстон, профессор Королевской кафедры истории Йельского университета, покосился на проревевший над головой вертолет. Машина направилась на юг, к Домму, где имелась посадочная площадка.

— Давайте продолжать, Крис, — сказал Джонстон, поглядев на часы.

“Okay,” Chris Hughes said. He turned back to the computer mounted on the tripod in front of them, attached the GPS, and flicked the power button. “It'll take me a minute to set up.”

— Хорошо, — отозвался Крис Хьюджес. Он повернулся к установленному на трехногом столике компьютеру, подключил разъем ГСП [ГСП — глобальная система позиционирования] и щелкнул выключателем. — Сейчас, минуту.

Christopher Stewart Hughes was one of Johnston's graduate students. The Professor—he was invariably known by that name—had five graduate students working on the site, as well as two dozen undergraduates who had become enamored of him during his introductory Western Civilization class.

Кристофер Стюарт Хьюджес был одним из аспирантов Джонстона. У Профессора — его всегда называли только так — работали пять аспирантов и две дюжины студентов, влюбившихся в него за время вводного курса по истории западной цивилизации.

It was easy, Chris thought, to become enamored of Edward Johnston. Although well past sixty, Johnston was broad-shouldered and fit; he moved quickly, giving the impression of vigor and energy. Tanned, with dark eyes and sardonic manner, he often seemed more like Mephistopheles than a history professor.

«А влюбиться в Эдварда Джонстона, — думал Крис, — было совсем нетрудно». Несмотря на то что ему далеко перевалило за шестьдесят, Джонстон был широкоплечим и подвижным; он быстро передвигался и казался исполненным энергии и жизненной силы. Загорелый, темноглазый, с саркастической манерой общения, он частенько казался не столько профессором истории, сколько Мефистофелем.

Yet he dressed the part of a typical college professor: even here in the field, he wore a button-down shirt and tie every day. His only concession to field work were his jeans and hiking boots.

И при этом он сохранял облик типичного профессора колледжа: даже здесь, в археологической партии, он постоянно ходил в застегнутой на все пуговицы рубашке и при галстуке. Его единственной уступкой полевым условиям был рабочий костюм и тяжелые ботинки.

What made Johnston so beloved by his students was the way he involved himself in their lives: he fed them at his house once a week; he looked after them; if any of them had a problem with studies, or finances, or family back home, he was always ready to help solve the difficulty, without ever seeming to do anything at all.

Но больше всего студенты любили Джонстона за то участие, которое он принимал в их судьбах: он еженедельно угощал их у себя дома, заботился о них, а если у кого-то из них возникали проблемы с обучением, деньгами или чисто семейного свойства, он всегда был готов помочь преодолеть трудности, причем делал это чрезвычайно тактично и по большей части незаметно для окружающих.

Chris carefully unpacked the metal case at his feet, removing first a transparent liquid crystal screen, which he mounted vertically, fitting it into brackets above the computer. Then he restarted the computer, so that it would recognize the screen.

Крис аккуратно открыл стоявший у его ног металлический ящик. Прежде всего он извлек оттуда прозрачный жидкокристаллический экран, который установил вертикально в специальные крепления над компьютером. Затем он перезагрузил компьютер, чтобы тот смог инициализировать экран.

“It'll just be a few seconds now,” he said. “The GPS is calibrating.”

Johnston just nodded patiently, and smiled.

— Ну вот, — сказал он, — осталось всего несколько секунд. Проходит калибровка по ГСП.

Джонстон в ответ лишь спокойно кивнул и улыбнулся.

Chris was a graduate student in the history of science—a bitterly controversial field—but he neatly sidestepped the disputes by focusing not on modern science, but on medieval science and technology. Thus he was becoming expert in techniques of metallurgy, the manufacture of armor, three-field crop rotation, the chemistry of tanning, and a dozen other subjects from the period. He had decided to do his doctoral dissertation on the technology of medieval mills—a fascinating, much-neglected area.

And his particular interest was, of course, the mill of Sainte-Mere.

Johnston waited calmly.

Крис был аспирантом в области истории науки — дисциплины, известной как поле непрерывных ожесточенных споров, — но старательно уклонялся от диспутов, сосредоточившись не на современной науке, а на науке и технике Средневековья. Таким образом он уже превращался в настоящего эксперта в области металлургии, изготовления брони, трехпольного земледелия, химии дубления и множества других отраслей техники того периода. Свою докторскую диссертацию он решил посвятить средневековой технологии мукомольного производства — предмету, подвергавшемуся незаслуженному пренебрежению.

И его, разумеется, особенно интересовала мельница Сен-Мер.

Джонстон спокойно ждал.

Chris had been an undergraduate, in his junior year, when his parents were killed in an automobile accident. Chris, an only child, was devastated; he thought he would drop out of school. Johnston moved the young student into his house for three months, and served as a substitute father for many years afterward, advising him on everything from settling his parents' estate to problems with his girlfriends. And there had been a lot of problems with girlfriends.