Евгения Белякова - Песочные часы с кукушкой

Яков сделал паузу, оглядел зал.

– Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она – венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда… тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука – мы сможем создать искусственный разум.

Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство – он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку – падал и снова катился… И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался – его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.

«Яков, Яков, что ты делаешь?», – хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.

Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.

Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. «Отчего я так волнуюсь?», – подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.

– Куда вы? – Прошипел француз. – Сядьте! Еще не все…

Сил для спора Клюев в себе не нашел, потому просто сел обратно, и принялся наблюдать, как присутствующие один за другим покидают лекционный зал. Жак оказался прав – уходили не все. Члены Совета, по крайней мере бОльшая их часть, остались на своих местах, вполголоса переговариваясь.

Снова появился Яков – теперь уже не на «арене». Он прошел ближе к первому ряду скамей, стал перед Советом, опершись спиной о бортик невысокого ограждения и скрестив руки на груди.

– Мистьер Шварс, мои постравльения. – Снова послышался этот голос, но в этот раз Карл Поликарпович догадался, кому он принадлежит. Высокий, худой старик с кустистыми бровями чуть наклонился вперед, к Якову. Сэр Пол Картрайт, вспомнил Клюев, представитель английской науки, Председатель Совета.

Яков сдержанно поклонился. А Жак, нагнувшись ближе к Клюеву, прошептал в самое ухо:

– Сейчас начнется самое интересное… – Тут Председатель перешел на английский, и Жак желчно прибавил: – Только вы ничегошеньки не поймете.

Клюев буквально заставил себя проглотить вертевшийся на языке ответ. Мол, накоси-выкуси. Но кукиш пальцами под столом, не удержавшись, все же скрутил. Стараясь сохранять на лице лишь легкую заинтересованность и обиду, он откинулся на спинку скамьи.

Председатель начал свою речь с того, что поблагодарил Якова за столь выдающееся открытие. Затем сказал:

– Это именно то изобретение, которого, как вы утверждали, не хватало нашему проекту?

– Да, – подтвердил Яков. – Как я уже говорил, недостаточно просто создать совершенное оружие. К нему еще должен прилагаться совершенный солдат. Идеальный воин, рыцарь без страха и упрека, если угодно. Тот, кто беспрекословно выполняет приказы и идет в атаку даже перед превосходящим огнем противника.

– Надо ли было выносить это открытие, – задал вопрос голландец, Ван Меер, – я имею в виду искусственный разум, на всеобщее обозрение? Не лучше ли было обсудить его на закрытом заседании?

– Создание «Бриарея» потребует мощности всего Острова, – покачал головой Шварц. – И помощи ученых самых разных направлений. Без объявления столь трудоемкой цели мы не смогли бы использовать ресурсы других стран – каждая из которых, внеся свой посильный вклад, получит в результате конечный «продукт».

– Да, люди стали бы задавать вопросы, – поддержал Якова Председатель. – Почему это простому русскому ученому… – тут он издал сухой смешок, который подхватили представители Франции и Германии. Яков же криво улыбнулся. – …выдается карт-бланш на одно-единственное изобретение… Однако я бы посоветовал все же максимально разнести создание «Бриарея» как механизма и создание его внутренней сущности.

– Естественно, – согласился Шварц. – Я предлагаю в новом строящемся районе на острове Св. Мартина расположить фабрику для производства наиболее громоздких частей, а «начинку для мозга» я смогу сделать и у себя в лаборатории.

– К вопросу об энергетической составляющей, – вмешался мсье Арно. – На чем он будет работать? На угле?

– Не только. – Ответил Яков. – Я планирую построить несколько блоков, взаимозаменяющих, подстраховывающих друг друга. Уголь, электричество, давление жидкостей. Потом…

Тут разговор оброс терминами и ушел в дебри, неподвластные знаниям Карла Поликарповича в английском языке. Тем более что почти все свои душевные силы он тратил на то, чтобы удерживать на лице скучающе-вежливую улыбку человека, который только и ждет, когда прекратится непонятная болтовня и можно будет идти домой, пить чай.

«Это не металлический шарик движется к цели… – мысли горячечно метались в голове Клюева. – Это не шарик… Это бикфордов шнур, и он зажжен, и огонь подползает к взрывчатке… оружие, Матерь Божья, оружие!».

Он повернул голову, взгляд его наткнулся на Жака, сидевшего рядом. Карл Поликарпович дернулся, как от удара, но Жак, по счастью, ничего не заметил. А Клюев судорожно притянул к себе стакан, и отпил воды, благодаря всех святых, что наполнил его заранее, иначе сейчас выдал бы себя стуком горлышка графина о стекло, так дрожала у него рука. Жак в этот момент был похож на… на Дьявола, да. Клюев никогда не был суеверным, да и особо религиозным его назвать было нельзя… Но француз сидел, не сводя глаз с Якова, подавшись вперед, и профиль его четко выделялся на свету: крючковатый нос, горящие глаза, какая-то почти сладострастная кривизна рта – и такое у него на лице было жадное, воспаленное предвкушение, напряженность, сродни той, какую можно увидеть у наркомана, тянущегося к опиуму, что сердце у Карла Поликарповича захолонуло который раз.

Члены Совета еще раз поблагодарили Шварца и откланялись. Яков бодрой рысцой преодолел ступеньки, отделявшие его от Жака с Клюевым.

– Ну, как тебе мой перформанс, Карлуша? – Засмеялся он. – Можешь не отвечать, вижу, что впечатлен. Жак?