Роман Злотников - Американец

— А ну-ка, привстань!

Я послушно встал и расправил плечи. Лучше бы я этого не делал! Футболка треснула. «Синемундирник» ухмыльнулся.

— Да уж! — фыркнул он. — Красавец! Но шесть футов в тебе есть. Как тебя зовут? — тут он всмотрелся в бирку, прикрепленную к моей груди. — «Воронтсофф»? Ага, ага… — бормотал он под нос, сверяясь со списком. — Ну что, парень, кончилось твое ожидание. Пошли! Сбылась твоя мечта! Гостеприимная земля Америки ждет тебя!

Не знаю отчего, но в этот момент я услышал эхо своего тоста, поднятого в «России». Как будто мой голос. Искаженный так, как всегда искажается в записи, негромко и слегка издевательски повторил мне на ухо: «Ну! За сбычу мечт!»

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Меня отвели в столовую, как и остальных кандидатов. Там очередной „синемундирник“ очень коротко объяснил мне ситуацию. Либо я подписываю контракт со строительной компанией, беру у нее кредит на ту сумму, что нужна на улаживание всех моих вопросов и взяток (этот момент обозначили деликатно, но так, чтобы поняли дебилы), плачу эти самые „взятки и взносы“ и получаю работу и разрешение на въезд. После чего еду строить железную дорогу куда-то в окрестности Балтимора и там отрабатываю, по расписке, займ с процентами… Либо мне завтра пишут отказ и высылают в Европу.

Получив вполне ожидаемое согласие, „синемундирник“ сначала провел к ближнему концу длинного стола, где я поставил подпись в какой-то ведомости, а затем направил к остальным завербованным.

Там, кстати, мне и пояснили, что, судя по сумме „взяток и взносов“, я был в самой дорогой категории „отказников ростом выше шести футов“. И откуда всегда находятся вот такие знатоки?

Нас небольшими партиями вызывали в другой зал, где чиновники наскоро поздравили нас с получением разрешения на въезд и приводили к присяге. Затем выводили на пирс, где пришлось дожидаться остальных.

Ну что ж, вот и сбылась мечта. Америка приняла меня. Я стал ее гражданином. Только вот отчего на душе тоскливо-то? От малой торжественности? Так я понимаю, что народ прет валом, им просто некогда.

А что до этой почти неприкрытой коррупции, то я точно знаю, что она пройдет. Так что же, получается, меня просто угнетает, что я попал в непривычную мне роль гастарбайтера? Что придется сначала землю покидать? Причем, как мне сказали, отрабатывать потраченную на меня сумму придется почти год, даже если экономить. Ну и что? Что это со мной? Отставить нюни! Я — справлюсь! Я — сильный!

Так я рассуждал сам с собой. И все гнал от себя мысль, что тоска вызвана не трудностями, а просто неласковым приемом моей новой родины».

Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, второй час ночи

На этот раз чтение пришлось прервать по абсолютно независящим от него причинам. Выпитый чай стал проситься наружу.

Возвращаясь в гостиную, Алексей неожиданно задумался. Было понятно, что «неласковый прием „новой Родины“» Американец описывал, что называется, «с натуры». Но тогда почему же он продолжал с добром относиться к Штатам и позже, до самого конца своей жизни?

Впрочем, зачем гадать? У него под рукой источник. Если правильно читать, кусочки реальности, упакованные в обложку фантастики, легко можно распознать.

Между Нью-Йорком и Балтимором, 5 августа 1895 года, понедельник, вечер

Мне было очень интересно, как же мистер Спаркс будет защищать свои инвестиции. Ведь, судя по тому, что у нас было около сотни как «беспроблемных» (тысяча долларов по тарифу), так и проблемных (еще две) завербованных, и, к тому же, около трех четвертей здесь были ростом за шесть футов (еще около семисот пятидесяти долларов премии), вложился он основательно. Если же вспомнить, что он вложился еще и за билеты, и за въездной налог, то сумма его затрат вообще подходила к восьми тысячам. Такая сумма была значимой даже в нашем времени, здесь же она была небольшим капиталом! А потерять ее он мог легко. Как минимум половина из нас не испытывала к нему какой бы то ни было благодарности за решение проблем и не горела желанием отрабатывать вложенные в них средства. И способ был невероятно прост, всего-то и надо по дороге на вокзал выбрать время и «сделать ноги».

Однако все оказалось предельно просто. На пароме, на который нас отвели, нас ожидало несколько полисменов и человек двадцать громил.

— Парни, — обратился к нам их старший из полицейских, — мы знаем, что вы все не местные. И потому можете потеряться. Так вот, компания заботится о вас. И попросила нас проследить, чтобы вы не потерялись. А чтобы вас никто не мог обокрасть, она также пригласила этих ребят. Если что, они просто всех бандитов перестреляют. «Пушки» у них имеются, не сомневайтесь! Так что вам ничего не грозит, только смотрите, не отставайте!

С этими словами он громко заржал. Затем выступил вперед один из громил.

— Прочистите уши и повторите тем, кто не слышит. Как уже было вам сказано, мы проводим вас до самого места. Платят нам только в том случае, если вы доедете до места все, и без происшествий, поэтому я очень советую вам не пытаться потеряться или расстроить нас! — с этими словами он отодвинул полу своей куртки и коснулся рукояти револьвера, лежавшего в показавшейся кобуре. — ОЧЕНЬ не советую, понятно?

— И еще одно! — продолжил он после небольшой паузы. — До места нам добираться еще почти шесть часов. Возможности облегчиться у вас не будет. Если же кто-то нагадит в вагоне, пожалеете все, так что решите эту проблему сейчас!

На пристани полицейские и часть громил высадились первыми и образовали «живой коридор». К концу этого коридора подъехал крытый фургон, задние двери открыли, и только тогда нас начали жидкой струйкой спускать с парома, прогонять через «живой коридор» и грузить в фургон. Когда первый фургон набили «под завязку», его закрыли снаружи на здоровенный навесной замок, и он отъехал. Затем был подан еще один фургон, и цикл повторился. В третий фургон попал я. Судя по черноте стен и пола, обычно его использовали для перевозки угля.

На вокзале процедура повторилась в обратном порядке, только грузили нас в вагоны. Полицейские остались на перроне, а вот громилы сопровождали нас. Они разместились в тамбурах вагонов, причем револьверы и дубинки держали уже наготове.

— Внимание, придурки! — снова обратился к нам один из громил. — Вам сказали, чтобы вы все свои нужды уладили еще на пароме. Но зная вас, не сомневаюсь, что сделали это не все. Так вот, у каждого тамбура будет стоять по ведру. Делайте свои дела туда. Но не вздумайте на пол, ясно?! — и он врезал дубинкой по сиденью ближайшей скамьи. Ухмыльнулся, глядя, как шарахнулись сидевшие на ней, и вышел.

Надо ли говорить, что на станциях нас не выпускали?