Владислав Русанов - Гонец московский

– Дальше… Мишку, огольца, на конюшню отправить. Пускай навоз выгребает, пока ума-разума не наберется. Не защищать боярина ему надо было, а удерживать. Емельяну Олексичу такое наказание определю. На выбор Никиты. Хочет парень, может плеткой Емелю поперек спины вытянуть. Не хочет, пускай боярин ему виру [44]уплатит. Десяти кун, сдается мне, довольно будет.

– Я еще от себя десять добавлю, – виновато опустив глаза, проговорил пожилой боярин. – За то, что вырастил такую орясину.

Никита и раньше догадывался, что совпадение не случайно: Емельян Олексич и Олекса Ратшич. А теперь удостоверился наверняка. Отец и сын. Видать, баловал батюшка сыночка-то, пока тот под стол пешком ходил, вот и пожинает нынче плоды. Стыдится, может быть, даже и воспитывать пытается, а без толку. Правду говорят: воспитывай пока поперек лавки дитя ложится; как вдоль лавки ляжет – поздно будет.

– Не надобно мне никакой виры, – отвечал парень. – И бить плетью я никого не собираюсь – не по душе.

– Выходит, прощаешь Емельяна? – Князь улыбнулся уголками губ.

– Прощаю. Он свое получил. В другой раз думать будет и не станет плеточкой размахивать направо-налево.

– Молодец. Хорошо сказал. Емельян!

– Слушаю, князь-батюшка… – дрожащим голосом отозвался молодой боярин. Глянул исподлобья, не смея поднять головы.

– Прощаешь ли ты Никите обиды вольные и невольные?

Емеля кивнул.

– Не слышу! – Умел, оказывается, и Иван Данилович голосом стегнуть не хуже батога.

– Прощаю, князь-батюшка. Вот те крест святой. – Боярин споро развернулся направо и перекрестился. Надо думать, в сторону Спаса.

– То-то же… Обниматься-целоваться неволить не стану. Когда не от сердца, а по принуждению, пользы в том немного. Теперь ступай, Емельян! И Мишку с собой забирай! Прочь с глаз моих!

Когда провинившиеся мо́лодцы убрались восвояси, князь покачал головой:

– А про виру ты все же подумал бы, парень. Десять кун на дороге не валяются. Вон, девице-красавице своей гребешок купил бы или колечко…

– Очень нужно! – вспыхнула, как маков цвет, Нютка и тут же спохватилась: – Извини, батюшка князь, не надобно мне ничего.

– Ты гляди! Гордые какие все! Ну, неволить не буду. Сами решили. Может, есть у тебя, Никита, заветное желание какое-нибудь? Говори. Исполню. Князь я или не князь?

Парень собрался с духом:

– Заветных желаний у меня, Иван Данилович, нет. Вернее, одно есть – скорее поручение учителя моего исполнить и домой вернуться. А посему вели слово молвить, князь-батюшка.

– А что? И велю! – Данилович откинулся на спинку резного стольца. – Говори.

Никита повел глазами по сторонам:

– Не обессудь, князь-батюшка. Дело тайное. Не для сторонних ушей.

– А где ты тут сторонние уши видишь? Олекса Ратшич – мой самый доверенный советник. Любомир Жданович тоже верный человек. Не за кормовые служит, а за совесть. Разве что подружка твоя…

Нютка тихонько вздохнула. Понурилась. Поняла, что сейчас ее попросят уйти. Никита отвернулся, поскольку почему-то чувствовал угрызения совести. Будто пообещал что-то и не дал. Может, взаправду нужно было брать куны у боярина да подарить девке чего-нибудь? Хоть ленточку какую или поясок. Хотя… Девка сегодня в княжьем тереме побывала. Другие всю жизнь могут прожить, и никто их не пригласит даже издали поглазеть. А тут в гридницу провели, сам князь московский с ней разговаривал… Будет в деревне хвастать перед подружками, никто не поверит.

– Любомир! – прервал молчание князь. – Сыщи кого-нибудь из воев понадежнее да постарше возрастом – пускай они девицу-красавицу домой отведут. Неблизкий конец, мало ли что по дороге приключиться может?

Дружинник поклонился и жестом пригласил Нютку к выходу. Девка бросила презрительный взгляд на Никиту – так, наверное, глядели апостолы на Иуду Искариота в Гефсиманском саду, – поклонилась князю и боярину и ушла, гордо расправив плечи.

Олекса Ратшич, не сдержавшись, гулко хохотнул в кулак.

– Ну, говори, – обратился к Никите Иван Данилович. – Лишних ушей нет.

Парень набрал полную грудь воздуха:

– Велел мой учитель, Горазд, передать тебе, князь-батюшка, и брату твоему Юрию Даниловичу, что Михаил, князь Тверской, снаряжает отряд в дальнюю дорогу. За королевство Польское и Великое княжество Литовское, аж в Священную Римскую империю. До города Вроцлава. Там они будут ждать обоз из земли франкской. Назначена ли встреча франками, или они силой постараются тот обоз захватить – о том Горазд не знает. Только велел мне поспешать, чтобы князьям московским стало известно о замысле Михаила Ярославича. Ибо, сказал Горазд, все, что Михайло в Твери замысливает, непременно против Москвы направлено, так уж повелось. Вот и все.

Боярин с князем переглянулись. Олекса округлил глаза, развел руками. Иван покачал головой. Пробормотал:

– Быть того не может…

– Может или не может, то не мне решать, – ответил Никита. – Я наказ учителя исполнил. Могу с чистой совестью назад идти.

– Погоди-ка! – встрепенулся Олекса. – Это все, что ты сказать должен был? Ничего не забыл?

– Ничего. В том могу крест целовать.

– Верю тебе, верю… А ответь-ка – откуда Горазду стало ведомо про замыслы Михайлы?

– Так тут все просто. Боярин-тверич приезжал. Акинф Гаврилович…

– Акинф? – засопел Олекса. – У-у-у, пес смердящий… Попадется он мне в чистом поле или кривом переулке!

– Так Акинф и сказывал все. Он просил Горазда, чтобы он дозволил мне с тверским отрядом ехать. Сын, говорил, Семен Акинфович во главе тверичей идет, а меня он в телохранители к нему хотел пристроить. Только Горазд отказал.

– Да… – протянул Олекса Ратшич. – Доводилось мне кой-чего слыхать о Горазде. Но знать не знал и ведать не ведал, что способен он на подобный поступок.

– А вот видишь, неправ ты был, – задумчиво проговорил князь. – Может, врали тверичи про Горазда, чтоб опорочить его перед нами?

– Как Бог свят, врали! Ох, Акинф, ох, кобель брехливый! Ну, погоди ужо, доберусь я до тебя – небо с овчинку покажется!

– Погоди, погоди… Может, еще и доберешься… Скажи-ка, Никита, – Иван пристально посмотрел на парня, – больше ничего нам не поведаешь? Может, краем уха что услыхал? Тверичи словечко-другое ненароком обронили… Мне теперь все важно знать.

– Нет, – Никита помотал головой. – Все, что знал, обсказал. Обоз франкский. С чем – неведомо. Про город Вроцлав речь шла. Я о таком впервые услышал. Отряд Семен, сын боярский, поведет. Сколько воинов с ним будет – не знаю. Когда выступают – не знаю.

– Ну, добро… – кивнул Иван Данилович. – Не много ты мне поведал, но и те крохи больше пользы принесли, чем рассказы длинные да цветастые многих наших послухов. Просить, чего хочешь, предлагать не буду. Ты же все равно откажешься! – Князь лукаво подмигнул. – Предлагаю идти ко мне в дружину. Если верно то, что Любомир про тебя говорил, долго в отроках не проходишь. Мне бойцы хорошие ой как нужны! Кроме палки, чем драться учен?