Владислав Русанов - Гонец московский

А богатство Ордена, просто неприличное, на взгляд большинства придворных короля Франции, вызывало злость и у самого Гийома де Ногарэ. Несметные сокровища, награбленные на Востоке…

Конечно! Если бы рыцари уделяли больше времени воинскому искусству и сражениям, они, возможно бы, дольше удерживали Арсуф и Яффу, Антиохию и Триполи. Но они отдали эти города, а следом, к вящему торжеству проклятых сарацинов, Иерусалим и Акру. Зато храмовники увлеклись стяжательством. Думали лишь о своих прибылях, позабыв, для чего создавался Орден. Перестали защищать паломников, отстаивать завоевания христианской веры на Востоке. Пожалели золота Салах ад-Дину для выкупа христианских пленников, когда свыше шестнадцати тысяч иерусалимских христиан были проданы в рабство в Багдад, Басру, Тебриз.

В итоге рыцари Храма вернулись в Европу пощипанными, утратившими боевой пыл и задор, зато безмерно богатыми. Тысяча консисторий, разбросанных по землям Англии, Франции, Португалии, Испании, Фландрии, Священной Римской империи, Ломбардии, Романьи, Тосканы, обеим Сицилиям… Огромные земельные владения – свыше десяти тысяч мануариев [48]. Неслыханные суммы под залог. И ведь как хитрецы изловчились избежать обвинений в ростовщичестве! Указывали в расписках не размер займа, а сумму, оговоренную заранее для возврата. Брали в залог земли заемщиков и присваивали все доходы от бенефиция [49].

Но поскольку деньги нужны всем, от ремесленника до монарха, поток желающих воспользоваться услугами храмовников не иссякал.

Да что говорить? Сам король Франции не избежал сей печальной участи. Казначей Тампля выдал ему просто головокружительную денежную сумму. Да и как откажешь королю? Даже мысленно Гийом де Ногарэ не мог заставить себя назвать точное число. Нынешний Великий магистр, Жак де Моле, узнав об этом, пришел в ярость, прогнал прочь с глаз провинившегося казначея, а после несколько раз намекал Филиппу Красивому о необходимости платить по счетам.

Ничего… Сегодня и состоится расплата.

Хранитель печати оскалился, предвкушая потеху. Божий промысел неисповедим – ну не чудо ли, что именно ему, внуку гонимого крестоносцами катара [50], доведется положить конец величию одного из самых мощных Орденов рыцарей-монахов? Ведь именно святой Бернар Клервоский, покровитель храмовников, приложил немало усилий для искоренения катарской ереси…

Его величество давно задумал раз и навсегда покончить с Орденом Храма. Еще в начале октября тысяча триста седьмого года от Рождества Христова во все города Франции были разосланы запечатанные приказы короля с пометкой «вскрыть двенадцатого октября». В них предписывалось одновременно, в пятницу тринадцатого октября, арестовать и бросить в застенки всех тамплиеров, чьи консистории находились во Франции. Загодя получено одобрение Папы Римского Климента Пятого и Святой Инквизиции.

Ни один храмовник не должен ускользнуть. Шутить с ними нельзя. Как нельзя дразнить обложенного медведя прежде, чем на хищника не набросят крепкие сети, не спутают лапы веревками.

А на его, Гийома де Ногарэ, долю выпала самая ответственная и почетная миссия – захватить врасплох всю верхушку Ордена. Великий магистр сам влез в расставленные на него силки. То ли поддался величайшей гордыне, уверившись в почтении, которое внушает одно лишь имя Ордена Храма всем правителям Европы, что, в общем-то, немудрено, учитывая военную мощь и богатство тамплиеров, то ли поверил королю Франции, который внешне проявлял уважение и даже почтение, не забывая благодарить рыцарей Храма за оказанную некогда помощь.

Что ж, не важно, что послужило причиной старческого слабоумия де Моле – непомерная гордыня или излишняя доверчивость. Важно лишь то, что он здесь, совсем рядом. И для того, чтобы он, Гийом де Ногарэ, хранитель печати, второй человек во Франции после Филиппа Четвертого, смог исполнить волю монарха, совпадающую с его собственными чаяниями, осталась лишь самая малость…

Вот и ворота Тампля!

Ногарэ дал знак капитану лучников, Алену де Парейлю, как всегда спокойному и невозмутимому, обождать вместе со своими людьми чуть в стороне. Сам же канцлер спешился, бросив поводья оруженосцу, подошел к дубовым, окованным сталью створкам и несколько раз ударил кулаком. Подождал. Постучал еще три раза, с большими промежутками.

Мгновения ожидания тянулись долго. Стылый туман с Сены капельками оседал на волосах и одежде. Дважды ладонь хранителя печати опускалась на рукоять кинжала, а взгляд настороженно метался между воротами и замершими в готовности лучниками. Наконец по ту сторону ограды скрипнул засов. Выглянувший в образовавшуюся щель рыцарь не носил обычной для храмовников одежды с крестом, но тело его защищала кольчуга с капюшоном-койфом [51], пояс оттягивал тяжелый меч.

– А, это вы, мессир Ногарэ, – проговорил он хриплым голосом, вздыхая с видимым облегчением. – Я уже заждался…

– Мы пришли, как и было условлено! – отрывисто бросил Гийом. – Делайте свое дело, мессир Жерар де Виллье, а мы сделаем свое.

Тамплиер нахмурился. По его лицу пробежала судорога, свидетельствующая о внутренней борьбе. Пальцы сжались в кулаки. Но рыцарь нашел в себе силы сдержаться и отступить в сторону с легким поклоном:

– Я свое дело сделал. Вход свободен.

По его отмашке створки ворот медленно поползли, распахиваясь во всю ширь. Четверо одетых как для сражения братьев-рыцарей застыли по обе стороны прохода.

«Сержанты, – отметил для себя Ногарэ. – Доспехи бедноваты, да и лица далеки от благородства. А что еще можно ждать от повторяющих поступок Иуды?»

Жерар де Виллье предательством своих братьев и командиров покупал жизнь и свободу. Что двигало сержантами, которых он завербовал себе в помощники? Слепая преданность прецептору? Жажда наживы? Личные обиды на Великого магистра и его приближенных?

Хранитель печати позвал капитана лучников:

– Теперь все в ваших руках!

Поток вооруженных людей ворвался в ворота.

Когда скрылся последний солдат, Ногарэ с усмешкой вошел следом. Вход в донжон зиял, будто раскрытая рана. Внутри мелькали отсветы факелов, слышались крики, кое-где бряцало оружие. Видимо, не всех храмовников удалось застать врасплох сонными и растерянными.

Ничего. В любом кропотливом деле, как бы тщательно оно ни было продумано и подготовлено, возможны издержки, досадные случайности, непредвиденные обстоятельства. Но плох тот командир, который не может устранить их на ходу. Или предусмотреть заранее. Сейчас в Тампле приходится по три королевских солдата на одного рыцаря Храма. Успей все храмовники облачиться в доспехи и вооружиться, это преимущество свелось бы к нулю. Закаленные в пустынях Палестины воины играючи разметали бы королевскую стражу. Но в нижнем белье да с голыми руками много не навоюешь. Вот еще чуть-чуть…