Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего

Спустились в зал. Присоединились к графу Бабыщенко. Посидели втроем еще немножечко. Сначала ушел граф, а затем и князь. Ночью к нему вновь пришла Глаша. Вот тогда он и рассказал ей, что вынужден покинуть столь гостеприимный дом. Тогда у нее были красные от слез глаза. Зато сейчас она была невозмутима.

— Мне удалось купить вам коня, барон, — проговорил Тихон Акимыч, — как вы и просили. Он ждет вас на улице.

— Спасибо, любезный, — произнес Игнат Севастьянович и вышел из трактира.

На улице, у чугунной ограды был привязан вороной конь. Барон оглянулся на трактир, улыбнулся. Подошел к нему, вскочил в седло и поехал.

Барон остановил лошадь перед огромной лестницей, ведущей к дворцу, построенному когда-то для его сиятельства князя Александра Даниловича Меньшикова. Тут же подбежал к нему слуга в голубой ливрее, коротких до колен серых штанах, белоснежных чулках и начищенных до блеска туфлях. Схватил лошадь за узду, давая возможность приехавшему господину с нее слезть.

— Спасибо, любезный, — проговорил фон Хаффман, когда твердо стоял на земле. Запустил руку в карман и вытащил копеечку. Протянул слуге и сразу же отметил недовольную гримасу оного. Понять, что именно послужило причиной такой реакции, было достаточно сложно. То ли монетка оказалась не той, на которую он рассчитывал, то ли ему не понравилось, что перед ним в который раз был немец. Барон сделал вид, что не заметил его реакции. — Я к его высочеству, — проговорил Игнат Севастьянович.

Слуга выдавил нечто напоминающее улыбку и указал рукой в направлении лестницы.

— Благодарю, любезный, — сказал барон и направился в указанном направлении.

В Ораниенбауме он бывал один раз и прекрасно знал, где находятся покои Петра Федоровича. Сейчас же ему приходилось делать вид, что он здесь впервые. Поднялся на первую площадку и оглянулся. Слуга уводил его коня в сторону конюшни. Оставалось надеяться, что о нем тут позаботятся. На второй остановился, чтобы оглядеть парк. Отметил про себя, что с этих пор до тех, когда он был здесь, тот не изменился. Вот только деревья были еще не такими большими, но то и понятно. По ним еще трудно было понять, что наступила осень. Листья еще зеленые, высаженные цветы, что росли вдоль аллей, радовали глаз, а небо было таким голубым, что просто зачаровывало. О том, что наступила осень, говорило лишь солнышко, которое даже в середине дня уже не так сильно грело. Радовало еще то, что не было ветра, пронзительного и холодного. Да и площадь перед дворцом не была превращена в военный плац, где под игру флейт, грохот барабанов в скором будущем будут маршировать голштинцы. Накатившие мысли о своем предыдущем приезде сюда отогнал. Будет возможность, решил Игнат Севастьянович, поностальгирует. Вспомнит свою бурную молодость, но не сейчас. На всякий случай оглядел себя с ног до головы и остался доволен. Поднялся на самый вверх и остановился перед дворцом. Сейчас он был окрашен в небесно-голубой цвет. Серая крыша, маленькая башенка с золотой короной. Дубовые ворота, возле которых лакеи все в тех же камзолах. Чуть правее карета князя, видимо, тот собирался на конную прогулку. Все суетятся, бегают. И среди этого хаоса «огромным ярким пятном» человек в темно-зеленом, расшитым золотым позументом, кафтане. На голове треуголка, а в руках трость. Именно к нему и решил обратиться барон. Легкой кавалерийской походкой Игнат Севастьянович направился к нему. Остановился. Снял с головы колпак. Щелкнул каблуками, как это делали немцы, поклонился и произнес:

— Позвольте представиться — барон фон Хаффман, прибыл к великому князю по повелению ее императорского величества Елизаветы Петровны.

Протянул бумагу, написанную под диктовку Бестужева одним из государевых чиновников и подписанную государыней. Человек в темно-зеленом мундире взял ее в руки, но прежде, чем прочитать, представился:

— Личный библиотекарь князя Петра Федоровича — Якоб Штелин.

Человек, назначенный Елизаветой Петровной сразу же после приезда наследника в Россию и пробывший с ним до самого его падения. Известный математик, в друзьях у которого был Карл Филипп Эммануил Бах, второй из пяти сыновей Иоганна Себастьяна Баха. Как и отец — композитор и музыкант. Один из основателей классического музыкального стиля, сочинял в эпохи рококо и классицизма. Если память не изменяла Сухомлинову, Штелин сейчас принимал участие в подготовке издания Академией наук первого атласа Российской империи.

Якоб развернул документ, пробежался по нему взглядом и улыбнулся.

— Рад вас видеть, барон. Сейчас я позову человека, и он вас проводит в кабинет наследника. Боюсь, что с поездкой придется подождать. — Он огляделся. Взглядом отыскал нужного ему человека (им оказался немец) и позвал: — Гюнтер!

Гюнтер был двухметровым великаном. Ему бы в гвардии Фридриха II Великого служить, а не прозябать в лакеях Петра Федоровича. Идеальная фигура для солдата, и вполне подошел бы для будущей роты, если бы не одно «но»! Игнат Севастьянович (тут, наверное, в нем проснулся дремавший Адольф фон Хаффман) предпочел бы видеть все же кавалеристов при будущем императоре. От них, как считал барон, было бы куда больше пользы в данный момент, чем от пехотинцев. Так что придется пока Гюнтеру в лакеях побыть.

По распоряжению Штелина, тот отвел барона фон Хаффмана в кабинет Петра Федоровича. Прежде, чем войти, лакей остановил Игната Севастьяновича рукой, затем вошел внутрь. Его минуты две не было, наконец он вышел и произнес:

— Его высочество ждет вас, барон.

Игнат Севастьянович толкнул дверь и вошел в комнату. Огляделся. Просторное помещение. Стены обтянуты тканью. Несколько портретов, среди которых Сухомлинов узнал Петра Великого. Вполне возможно, решил он, что таким образом императрица пыталась пробудить в мальчишке дремавшие чувства. Ну, не полноценный же Петр Федорович, в конце концов, немец. Все же есть в нем русская кровь, доставшаяся ему от дочери Петра Алексеевича — Анны. Паркетный пол, начищенный до блеска и поскрипывающий под сапогами. Вдоль стен множество полок, что были заставлены солдатиками, сделанными не только из олова, но и из дерева, воска, свинца и, как отметил Игнат Севастьянович, скорее всего из ваты, закрепленной сахарной пудрой. У дедушки явно солдатиков в свое время было куда меньше. Петр Великий предпочитал играть в другие игры. На огромном столе — игрушечная фортификация. Вокруг него сотня маленьких плоских солдатиков из серебра. В углу, у самых балконных дверей две механические фигуры саксонской работы.

Когда барон вошел в кабинет, Петр возился с солдатиками. В этот момент у Игната Севастьяновича язык не повернулся, чтобы назвать его по имени. Наследник государственного трона выглядел совсем мальчишкой. Петр взглянул в его сторону только тогда, когда барон закашлял. Посмотрел пристально, по-видимому, оценил униформу гусара, так как тут же вернул одного из серебряных солдатиков, что сжимал в руке, на место. В спешке поставить его твердо на гладкую поверхность стола не смог, отчего тот тут же свалился на бок. А дальше был принцип домино. Вот только в этот момент наследника это уже не интересовало. И если свою супругу он оставил в Петергофе ради детской забавы, то теперь солдатиков кинул из-за гусарского мундира.